000
ОтложитьЧитал
© П. Белик, 2014
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2014
1. Предприимчивые люди
Предприимчивые люди
Соседи наши, что через двор справа, по деревенским понятиям, люди зажиточные, предприимчивые.
Картошку да и все другие овощи, конечно, тоже сажают, в деревне без этого никак, но могли бы и не сажать. У них и гуси, и индюшки, и козел с козами, но основной достаток семьи – продажа спирта, который они разбавляют водой и продают местным после закрытия магазина, а иногда и до. Желающих полно, даже из других деревень приезжают.
Их адрес знают все, хотя некоторые путают, особенно под вечер, к нам ломятся, спрашивают, где мол «подпольный магазин». Неудобно немного, но жить можно. Соседи!
Деревня наша недалеко от большого озера. Рыбаки круглый год. Бывает шторм, но редко, а так всё время на берегу машины, а в озере либо лодки – летом, либо чёрные точки рыбаков на белоснежном льду – зимой. Красота! Приезжают не на один день, мёрзнут. Надо согреться, а тут как раз баба Галя с дядей Лёней – спасители.
Всем хорошо.
Однако, как потом выяснилось, не всем, да и им самим впрок не пошло.
Но пока торговля идёт бойко, постоянно во дворе народ. Редко затишье. И с хозяйством тоже управляются, молодцы! Непонятно как. Бывает к нам заглянут на чаёк, но ухо востро! Начеку! Как собака у них во дворе залает, сразу домой. Покупатель пришёл! Бизнес! Не до чая.
Уважали их в деревне.
Потому, как не у всех деньги водились, чтобы спирт постоянно покупать, так они и в долг дадут и отработать позволят. Душевные.
Мишка, другой сосед, справный мужик, работящий. Когда мы переехали, у него хозяйство было. С матерью жил. Ему чуть за пятьдесят.
Лишь на поминках матери первый раз и попробовал Галькино пойло.
– Ладно, – говорит, – я так. Положено. Знаешь, не пью особо. Как все нормальные люди, по праздникам. Да вот теперь. Мать ведь! За упокой. Надо!
Уже когда окончательно пристрастился, всё приговаривал:
– Скучно одному! Понимаешь?
Я понимал. Но больше всех понимала его соседка-торговка. Сердобольная. Позволяла отрабатывать, когда денег нет, ещё и корочку даст занюхать.
Поначалу этот Мишка нам помогал обустраиваться. Много от него премудростей деревенских осталось. Основная – как картошку сажать. Я всегда удивлялся, как это можно за день поле засадить? Ямку выкопай, картошку уложи, снова закопай. Трудно!
Он поучал:
– Делай одну от другой на стопу. Шаг шагнул? Ямка! Да лопату глубоко не тыкай, на полштыка зацепил, и хорош. Держи. Хозяйка твоя в лунку картофелину бросит, а ты землю, что у тебя на лопате, сверху, и хватит. Быстро, грамотно получится. Всё равно как будто идешь медленно, чуть лопатой земельку цепляешь! Удовольствие, а не работа.
Он всё так делал: дрова колет – топор поёт, дерево ошкуривает – лопата в руках змеёй вьётся, кора из-под лопаты, как стружка у токарного станка, кольцами выходит! Загляденье!
Винтовка у меня есть, пневматическая, и тир на участке, метров тридцать, внуки тренируются. Мы с Мишкой тоже, бывало, постреляем. Он пуля за пулей в десятку. Я и в молоко, и мимо мишени бывало. Он только в центр. Признался после:
– Снайпером служил! Рука твёрдая! Пожмет, аж присядешь.
За два года спился. В первую зиму у печи заснул, ногу спалил, год мучился. А в следующую уже и сам. Говорили, печь закрыл не так. Угорел. Что с пьяного? Какой спрос? Хороший мужик был, справный. Водка сгубила. Я так Гальке и сказал:
– Закопала бизнесом своим?
– А не хотел бы – не пил! Вот ты не пьёшь! А он что, маленький? Сам себе хозяин.
Оно, может, и так, кто знает?
Серёга – Лешего, печника, сын, тоже стал захаживать. Леший – прозвище, живет на отшибе, редко в люди выходит.
Серёга, парень совсем молодой, двадцать пять не исполнилось.
– Галь, ты пацану хоть не наливай, мал совсем, ему ещё семьёй обзаводиться.
– И не даю я. Он сам упрашивает! Угрожать начинает: «Не дашь, стёкла побью». А и побьёт. Делать-то чего?
– Не торгуй вовсе. Глянь сколько народа к тебе ходит. Не за добром.
– Ага, сказал! Ты мне мебель купишь? Телевизор свой отдашь? А мотоцикл мужнин бензином заправлять на что? Работы нет, а что на рыбном заводе заработок? Слезы одни. Их копейки разве только на хлеб. Не учи. На эти деньги не я одна живу.
– Ты живешь не на деньги, а на их души.
– Ладно. Всё. Приехал тут, «учитель»! – Развернётся и пошла. Разговор окончен.
Упал Серёга в колодец. Полтора года за водкой ходил.
Снег вокруг колодца не убран был, намело почти под края, заледенел к тому же, а он с похмелья, да и ухнул. Под вечер только обнаружили. От нас далеко, на другом конце деревни. Отца – Лешего – хорошо знаю. В бане знатную печь мне сложил. Серёга помогал. Собирался сам печи класть. Мало печников в деревнях грамотных осталось.
А что Галя? «Сам виноват. Не пей».
Так три года. То в одном конце деревни, то в другом. Так и пошло.
Барыней ходила. Многие на неё работали, она только покрикивала. Мне и слышно, и видно.
Мишкин участок между нами. Всё видать.
Рыть ямы не нужно никому, та же беда накрыла и Галину. Попробовали они с мужем своего изделия. Да и пристрастились, или судьба. Запили на пару. Говорят, и раньше пили, но не крепко, а тут своё, да ещё и в таком количестве. Месяц ходили, никого не замечая. Козы голодные орать начали! Жуть! В деревне даже дежурство организовали: кто коз кормит, кто доит, иначе спасу нет, да и скотину жалко, позже дочь с детьми приехала, легче стало, хоть козы не орут.
А как-то ночью прибегает к нам Лёнька, муж её, глаза дурнее обычного:
– Галя всё! Полезла за чем-то на печь, табуретка подвернулась, и она об угол стола.
Застали мы время, когда не были они такими предприимчивыми. В гости ходили друг к другу, чай пили с пирогами: то мы напечем, то они. Весело! Всем кости перемоем в беседке под яблоней, среди цветов! И про телевизор забудешь.
И по хозяйству помогали друг другу, в деревне иначе нельзя. Теперь в этой деревне людей поубавилось. А что, молодёжь тоже не дураки в земле ковыряться. На озере два десятка килограмм рыбы взял, на завод отдал. Предприимчивые, умные! Гуляй неделю! В магазине всё есть: и картошка из Польши, и лук, и сметана из Беларуси, и пиво из Питера. Хлеб, масло, яйца из Пскова! Все в деревне есть!
Вот только коров не осталось, а были, больше полсотни. Говорят, в соседней деревне есть ещё пара, но хозяин всё молоко в город возит, каждый литр на учёте.
Ну ничего, слышал, в магазин скоро молоко тоже завезут. Откуда, не понимаю. Кур держим своих, вот думаем: козу взять, что ли. А то когда этого молока дождёшься из ниоткуда. А так остальное всё своё: и свёкла, и морковь, и картошка. Польскую не едим – не нравится. Это пусть предприимчивые люди её кушают, а нам и наша хороша!
Деревенские хитрости
Ох, и хитрый народ в деревнях, и не узнаешь, не будучи рядом. Мы узнали. Купили дом в деревне Псковской области – выращивать картошечку да яблочки. Хотя оказалось, что растёт там и многое другое. Орехи, например фундук, да такой вкусный, не купишь такого. Вишня не хуже, чем на Юге. Груши я раньше и не любил, не нравились как-то, свои – прелесть! Настоящее чудо: крупные, сочные, съешь такую – и ничего больше не надо, не хочешь портить чудесное послевкусие. Конечно, кто тебе так за деревом будет ухаживать, как ты сам? По кроне окопаю, удобрения под каждый корешок положу, поливаю по норме, чтобы и не пересохло и не перепрело. Наука! Обрезка веток одна чего стоит. Вот так и каждый для себя выкладывается по полной. Очень трудоёмкая работа на земле. Если техника есть – хорошо, техника помогает, но основное – ручной труд, именно его любят растения и откликаются в полной мере.
Вот и мы, когда приехали, то, как и все, заказали трактористу, чтобы поле под картошку обработал, как положено: и пропахал, и «глызи» разбил (так здесь комья земли называют), и борозды «наехал». Названия местные, их много, все не упомнишь, за десять лет и в своём разговоре попадаться начинают, родными становятся, иногда думаешь: иначе и не назвать, точно и понятно.
Поле нам приготовили огромное, как у всех: метров сорок в ширину и шестьдесят или больше в длину. Семья у нас небольшая: кроме нас с женой, двое детей ещё, ну и там тетки две, дядек столько же, племянник с женой, и всё, пожалуй, кому картошка нужна была. Возбуждение помню, азарт. Никогда не сажали, всё у соседей спрашиваем, как и что. Посадили, закопали, довольные. Ждём урожая. Гляжу, а сосед через два двора (у него тоже такое же поле вспахано и засажено) лопатой что-то ковыряет, копает, понятно, но сразу и сажает именно картошку. Удивился я очень. Ведь у него целое поле посажено, как и у нас. Сразу спросить неудобно, знаю его плохо ещё, а интересно до ужаса, в чем суть? Всё же не выдержал, подошёл, спрашиваю, зачем, мол, ещё, если и так вон сколько. Он ответил, и ответ поразил меня до глубины сознания. Теперь пытаюсь на мир смотреть ещё и его глазами, мир открывается ярче и немного с другой стороны.
– Э… ты вот только приехал и не знаешь, что картошка разная вырастает. Если из-под трактора – одна, из-под лопаты – другая. Любое живое существо, а она живая, внимания, заботы требует. Корова в колхозном стаде столько и такого молока не даст, как своя, ей любви мало. Свою с выгона хлебцем встречаешь, ласковым словом, вот и она иначе живёт, чувствует, что нужна, любима, а колхозной и жить, я думаю не очень хочется, посмотри, какие они тоскливые. Доярка пришла, механизм включила, и к другой. Кому понравится? Концлагерь, да и только, а не жизнь. А картошку эту я для себя сажаю, сам буду есть, а та, что в поле из-под трактора, на продажу да скотине на корм, вручную столько не вырастишь, а себе ещё могу.
– Так-так, значит, себе получше, а другим всё равно? Так получается?
– Пусть сами себе выращивают, я не против.
– А хлеб тоже себе сами печете? А сахар, а рис, гречу выращиваете?
– Ну, ты загнул. Что могу, то могу. А другие, они другие и есть.
Во как интересно мы живём, подумалось мне. Действительно, ведь каждый так думает. Для себя получше, а дальше хоть трава не расти. Или нет? Вспомнился мне мой друг юности, в перестройку он арендовал подвал, сапоги ремонтировал. Делал одну-единственную операцию. У женских сапог по ранту лопалась кожа, и ноги промокали, так он наращивал кожу, подклеивал, да так, что сапог уже сносится, а его ремонту ничего, и незаметно, что и ремонтировался, хоть на выставку. Рядом работал приятель и выполнял заказов в два раза больше. Разговариваю со своим:
– А ты что же? Вон Володя и денег больше и люди довольны.
– Ну, денег, может, и больше, а насчет людей, не знаю, посмотрим.
Действительно, прошло месяца три, перестали к Володьке обращаться, он потом другие операции стал выполнять.
– Ну, дела, – говорю, – ты что, знал, как надо?
– Нет, просто если сделаю не очень хорошо, не так, как себе, ночь плохо сплю, приду пораньше на работу, и всё переделаю заново. На душе сразу спокойно, легко, и людям в глаза смотреть приятно, знаю, что я перед ними честен.
От человека зависит, что ли? Так что мы все другие, если наши машины мы же сами и покупать не хотим? Немецкую с удовольствием, а русскую не надо? Почему? Не для себя делаем, получается?
Так вышло, что теперь у меня есть друзья не только в России, айв США, Израиле, Германии, даже в Таиланде есть, но сейчас не об этом, а о том, что говорил я с немцем на эту тему, почему у них машины лучше, чем наши. А он так сказал:
– Для себя делаем! Для брата, соседа, чтоб не сказал мне этот сосед, что-нибудь нехорошее, что мне не понравится. От чего настроение испортиться может. Ну, и для тебя, конечно.
– Для меня-то зачем, я же вон где живу.
– А для тебя, дорогой, скажу ещё и громко: ЧТОБЫ И ТЫ ВСЕМ МОГ СКАЗАТЬ: «В ГЕРМАНИИ СДЕЛАНО!» Теперь понял?
И я понял. Ведь я всегда смотрю, и если увижу «сделано в Германии» или «сделано в Японии», то спокоен и уверен, что хороший товар, можно покупать. Я очень хорошо понял, что мы как раз живём не для себя. Не для себя хлеб печём, машины делаем, сапоги шьём, дороги строим не для себя. А для кого? Вот этого понять я и не могу. Ну для кого ещё, если не для себя? Или мы все такие хитрые и в нас до сих пор живёт эта самая деревенская хитрость?
А картошки у нас в тот год выросло много, очень много. Так много, что мы и четверти съесть не смогли. Остальную из подвала лопатами да в вёдра, да в компост, хоть удобрения будут, обидно, конечно, а куда девать? С помощью трактора много вырастить можно, а у нас скотины нет, и продавать мы не умеем. Теперь растим по-хитрому, по-деревенски. И только по-деревенски, если лишняя есть, продаём, конечно, чего добру пропадать, а желающие есть всегда. Но зато картошечку свою очень люблю, стоит она того. Ну вот, хоть с картошкой всё определилось. Теперь дело за малым, теперь надо всё остальное научиться делать исключительно, как для себя, иначе так и будем все жить, как в деревне, думая, что мы все цивилизованные люди, что вокруг сплошной прогресс и модернизация. А основная модернизация и цивилизация в голове, в том, чтобы не хитрить, не считать себя умнее и достойнее всех, не жить деревенскими хитростями.
Вот так, с помощью простой деревенской хитрости, можно открыть для себя настоящую мудрость. Ведь в жизни всё взаимосвязано и перекручено, и если пытаешься обмануть другого, то в конечном итоге обманываешь сам себя.
Володька так и ушёл из сапожников, что-то у него совсем всё перестало получаться, как люди говорят.
Килька и 8 Марта
– Слышал, что есть пять или шесть доказательств существования Бога. Но, видимо, каждый в течение своей жизни получает ещё и шестое – своё собственное. Я такое получил. Хорошо это или нет, доволен ли я, что теперь знаю точно, не уверен, может, не ненужно мне этого было. Но уж как есть, так есть.
– Аты наливай, наливай, пока я рассказывать буду, да не жмотничай, не каждый день такое услышишь.
– Три года назад я переехал в центр на заработки. Сначала всё было хорошо, как договаривались, но место новое, новые знакомства. Человек слаб, а я ещё и немного склонен, как и ты, впрочем, все мы не без греха. Водка сгубила. Выгнали. Мелкие приработки то там, то сям положение не спасали, пропивалось всё ввиду малости заработанного. А что там? Ящики разгрузил, сотню получил. Куда её? Ну да, на пропой. Дошёл до того, что голодать начал. Стал даже попрошайничать. Помогало мало. Как-то взял в магазине банку килек, держу её, а ещё на кассу идти, есть хотел, даже подташнивало. Прямо в магазине и съесть думал, до кассы, но открыть было нечем, да и люди вокруг, украсть не мог, побили как-то. Помнил! Вижу, мужик идёт, не бедный, похоже, я к нему, мол, так и так, есть хочу очень:
– Добавьте, не хватает, если можно. Действительно есть хочу. Не на закуску.
Он говорит:
– Нет денег, карточкой рассчитываюсь. Давай свою банку, на выходе жди.
Врёт, думаю, денег пожалел. Но делать нечего, пошёл на выход, жду. Выходит. Даёт мне банку мою, пачку масла, хлеб и пакет молока. «На, – говорит, – ешь, и вот ещё». И даёт мне бумажку в пять тысяч рублей. Понимаешь? Пять тысяч! Я сколько работал, у меня такой не было. Беру автоматически. А он: «Но запомни, если хоть каплю алкоголя на эти деньги купишь, плохо будет, лучше не бери». Какой «не бери», я взял уже. А в голове: «Фальшивые небось, надо проверить». Пока соображал, а его нет уже. Чудеса! Я обратно в магазин. Накупил всего, что на ум взбрело, курицу купил, сварил дома, месяц горячего не ел, но вина не брал, вдруг действительно ненастоящая бумажка. На кассе стою, волнуюсь. Нет, всё нормально. Взяла кассир, отсчитала сдачу, а на меня косится, ей понятно: либо нашел, либо украл. Но докажи. Всё честь по чести. Пришёл домой, курицу съел и думаю, что дальше делать. А дальше: у меня паспорт в залоге, мне деньги нужны на медкомиссию. Срок прав на вождение автомашины закончился, менять надо. Я профессиональный водитель. Десять лет стажа. И, веришь, денег хватило на всё. Нашёл работу. Не пью. Доволен всем. Не понимаю: за что такой мне подарок? Прошло три года. Деньги домой отсылал, и себе хватало, за комнату долги отдал, познакомился с девушкой, красивая. Любила меня, наверное. Всё, как надо. Жизнь удалась, думал, а всего-то пять тысяч. Ерунда. Но деньги те потратил все. Оставил себе на память сто рублей, даже номер их какой-то счастливый оказался. Они у меня за зеркалом в комнате были пришпилены, как напоминание о моей прошлой жизни.
И, ты знаешь, не любил я день 8 Марта всегда. Не то чтобы подарки или ещё что, а просто не любил. Не знаю, может, чувствовал что. Домой накануне вернулся раньше обычного. Оленька счастливая, завтра друзья придут, праздник. Подарок я ещё раньше купил. Не волновался. Она встречает меня, радостная, шустрая, и в руки сотню суёт: «Сбегай, говорит, купи шампанское, всё есть, шампанское забыла, идти не хочу». Ну, я тоже устал, но она так просила, даже не разделся, пошёл.
Вот тогда всё и кончилось. Не знал я, что это за деньги. Говорил много раз, не трожь! Нельзя! Что и почему, не рассказывал, понимаешь, стыдно было. Говорил, просто нельзя. Почему мне не поверить? Любила, думал. Любила, а не верила. Так бывает? Видать, бывает.
Всё вернулось к той банке килек. Я снова голоден и смотрю, кто мне её купит. Одно радует, доказательство бытия теперь у меня есть собственное. Вот что с ним делать, не знаю. У тебя нет ещё, может ты и счастливее меня, а может, и нет. А у меня вот есть! И от этого и хуже, и лучше. Я знаю, что я слаб, да и ты не лучше, но меня прощали уже. А простят ли ещё? Поверь мне, всё из-за женщин, и хорошее и нет.
– Банку-то открывай, открывай, что рот-то открыл, завтра за килькой идти твоя очередь.
Взятка?
– Вы дали ему взятку!
– Нет. Не давал.
– Я видел, дали ему триста рублей. Это взятка.
– Нет, это не взятка, это просто мой долг. Я нарушил правила и должен за это заплатить. При чём здесь взятка?
– Ну как же? Дал инспектору деньги, значит, взятка.
Случайный мой пассажир негодовал, а так хорошо ехали. Не люблю ездить один. Не люблю, когда курит человек, не при мне, просто сам по себе курит. Запах этот въедается основательно. Он сопровождает курильщика везде, его не вытравишь, духами не перебьёшь. Я не люблю. И когда кто-то просит подвезти по дороге, безошибочно отгадываю, курит ли кандидат в мои пассажиры. А уж когда стоит с сигаретой, точно не остановлюсь, не приторможу даже.
Этот не курил. Цвет кожи, блеск глаз у некурящих другой, сразу видно.
Парень совсем молодой, едем вместе больше часа.
Он едет домой, закончил год, говорит, учится хорошо. Люблю студентов-попутчиков. Дотошный народ.
Мы всё обсудили: и реформу образования (это близко к нему), и пенсионного обеспечения (это ко мне). И у нас, получаются, совершенно различные мнения. А тут ещё и инспектор. Что я могу ему объяснить? Как донести до такого молоденького студента за час общения то, о чем задумываюсь сам лет сорок, как раз с его возраста. И до сих пор сомневаюсь, прав ли?
– Ну, вот смотри! Я нарушил правила? Нарушил! Я прав? Нет! За нарушение подобного рода согласно правилам движения положен штраф. Так? Так! Я его заплатил? Да! Что не так? Где взятка? Это просто штраф и всё. Чего кипятишься?
– Но ведь так не положено. Надо оплачивать в банке.
– Вот! Это самое интересное! Кому надо? Кому? Мне надо? Инспектору надо? Он выписывает мне не просто квитанцию, он составить протокол должен. Там всё записать: как я ехал, где я ехал, где живу, когда права получил, сколько у меня детей, и всё ради этих трёхсот рублей? Пока он это оформляет, мимо сотни машин пронесутся с большей скоростью, а он занят.
Я сорок лет за рулем, помню, когда за такие мелочи прямо на улице квитанции выдавали. И мне время не терять, бегая по банкам с квитанцией, и инспектору писанины меньше. Или я не прав?
– Ну не знаю, может, тогда и действительно лучше было. А зачем же сделали, как теперь?
– И я не знаю. Думаю! Думаю, кому-то выгодно, чтобы мы с инспектором за эти копейки выглядели друг перед другом идиотами, когда ни мне, ни ему это не нужно. Думаю, что он и рад бы сам отнести эти деньги в банк, чтобы не заниматься этой никчёмной писаниной, да ещё и на коленях, стола-то в машине нет. Думаю ещё тому, кто сочиняет эти законы, было выгодно, чтобы мы оба выглядели преступниками, взяточниками, нарушителями уголовного порядка, хотя, как ты видишь, взятки как таковой здесь нет. Взятку можешь и не платить. Это взятка. А штраф не платить не можешь. Какая взятка, если все равно деньги отдавай. А если закон не позволяет инспектору их в банк сдать, значит, это плохой закон, значит, это просто кому-то нужно. В чем я не прав? Ты молодой, тебе законы переписывать. Ведь, по сути, что же такое закон? А это то, что позволяет нам вместе лучше жить, не мешая, а помогая друг другу.
Вот пример: один очень умный человек, когда планировал на вновь открывающемся предприятии газоны, предложил сначала ничего не размечать, пусть некоторое время люди ходят, как им удобно. Потом образовавшиеся тропинки выложили гравием, огородили заборчиком, а вокруг посадили цветы. Никто по газонам не ходил. Было удобно и по дорожкам. Но можно было сделать иначе. Спланировать дорожки предварительно, и это явно было бы неудобно потому, что всё предусмотреть нельзя. А потом штрафовать, штрафовать и называть нарушителями, это другой путь наведения порядка, не удобный никому. Так и законы, если они не удобны всем, значит, кому-то выгодны точно, хотя бы ради развлечения. Ради развлечения делается очень многое, а может быть, и всё.
Некоторое время ехали молча. Затем он спросил, уже совсем не возмущаясь моим поступком:
– Но бывают же взятки инспектору? Не везде же штраф за нарушение? Вот, например, если водитель нетрезв?
– Ты прав, бывают и взятки. Взятка всегда там, где для неё идеальные условия. Где всё продумано и выбора нет. Вот ты об этом и подумай, у тебя вся жизнь впереди.
Мы ещё поговорили о всякой ерунде, и минут через двадцать он приехал. А я ехал дальше и думал, почему так часто совершенно очевидные истины многие не только не понимают сами, а ещё и спорят, и возмущаются, даже не допуская, что могут быть не правы. И не только совсем молодые.