За легкой тенью лета

© Горская Е., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

«Удивительно, но в книгах Евгении Горской угадывается настроение больших русских романов. Она умещает в детектив современную энциклопедию разнообразнейших губительных страстей, созидательных любовей и ярких, живых, разноголосых героев. Получается не только интересно и зажигательно, но еще и очень по-настоящему – ровно настолько, чтобы захотелось поверить в эту историю.

Горская ловко и умело держит читателя в напряжении: тебе иногда страшно, иногда смешно, иногда будто бы совсем безнадежно, но в конечном итоге понимаешь: все будет хорошо!»

Татьяна Устинова

* * *

Я страшный консерватор, особенно когда речь заходит о детективе.

Я всегда выбираю книги со всей серьезностью: долго хожу туда-сюда вдоль заставленных полок магазина, придирчиво читаю аннотацию, пролистываю несколько страниц из середины, внимательно разглядываю обложку, нюхаю свежеотпечатанные страницы, иногда пробую корешок на зуб. Просто я должна быть заранее уверена, понимаете?.. Чтобы не было никаких неприятных неожиданностей, а напротив, одни приятные: тайны, загадки, погони, перестрелки, любовь, опять же. И – главное! – чтобы в финале зло оказалось наказано, а добро восторжествовало! А чего ради еще читать?..

Особенно бывает обидно, когда знакомые авторы вдруг «берутся за ум»: писал-писал, хорошо писал, отлично даже, всем нравилось, а потом какая-то высокоумная «достоевщина» начинается. Зачем?..

А вот моя любимая Евгения Горская из тех авторов, в которых можно не сомневаться. Принимаясь за ее новый детектив, можно быть твердо уверенным: вечер удастся на славу!

Горская – непревзойденный мастер интриги. Ей удается придумывать нетривиальные, захватывающие, многоходовые сюжеты. Я прекрасно знаю, как сложно придумать историю со множеством взаимосвязанных детективных линий. Они то расползаются в разные стороны, то норовят намертво спутаться, и выстроить их в стройную логическую цепочку порой просто невозможно. Но Евгения Горская без труда управляется с несколькими детективными нитями одновременно, превращая их в единый стройный, до мельчайших деталей выверенный рисунок сюжета. В своих романах она водит за нос, отвлекает, пускает нас – читателей – по ложному следу. И никак не разобраться в сюжетных перипетиях, пока сама Евгения все нам не объяснит. Читаешь – и дух захватывает!

Но что еще важнее, Евгения Горская сумела вычислить «золотое сечение» детектива – здесь в самый раз… всего, и страхов, и предательств, и приключений, и тайн, и любви, а это верный признак мастерства и опытности автора.

Татьяна Устинова

30 июня, пятница

Телефон тренькнул, когда Лика позвала обедать.

Жена стояла внизу и улыбалась, ладонью прикрывая глаза от солнца. Лишнего веса у нее почти не было, но с веранды второго этажа невысокая фигурка казалась неуклюжей, похожей на тумбочку.

– Тихон! – весело крикнула Лика. – Иди скорее!

– Иду, – улыбнулся он.

Тихон сунул кисть в банку с растворителем, вытер руки. Лика вбежала в дом, он торопливо посмотрел в телефон. Сердце недаром защемило, когда телефон просигналил о поступившем сообщении, эсэмэска была от Насти. Она писала, что очень его любит.

Тихон быстро удалил сообщение, машинально потер грудь. Сердце не то чтобы болело, но ощущалось тяжелым.

Если так будет и дальше, он получит инфаркт.

– Тихон! – опять послышалось снизу.

– Иду! – крикнул он и положил телефон рядом с растворителем.

Крутые ступени ведущей на первый этаж винтовой лестницы были неудобными, ноги с трудом на них помещались, он взялся рукой за перила. В отличие от него жена сбегала по ступеням легко. Впрочем, она выросла в этом доме, у нее было время привыкнуть к ступеням.

– Ну что ты еле шевелишься! – ласково проворчала Лика.

Он сел напротив жены за темный дубовый стол.

Аппетита не было. Настя требовала, чтобы он принял наконец окончательное решение, и это отбивало не только аппетит, сон тоже. Последние две недели он постоянно недосыпал, и от этого голова казалась тяжелой, как с похмелья.

– Александра ушла? – Он положил сметану в тарелку с холодным свекольником, поводил ложкой, чтобы размешалась.

До домработницы ему дела не было, но о чем-то с женой надо было разговаривать.

– Ушла! – Лика состроила гримаску. – Господи, как с ней тяжело! Молчит, как будто разговаривать разучилась. Папу все время болтовней донимала, мешала ему работать, а мне из нее каждое слово вытягивать приходится. Такое впечатление, что она не за деньги сюда приходит, а одолжение делает. Где она еще такую работу найдет, как у нас! Радовалась бы, что я ее услугами пользуюсь, а она слова цедит, не поймешь, кто из нас хозяйка!

– Найми кого-нибудь другого, – посоветовал Тихон.

– Кого? – фыркнула Лика и нахмурилась. – Чужого человека я в дом пускать не хочу, а из местных больше нанять некого.

Местными жена называла жителей соседней с дачным поселком деревни. В последние годы деревенские дома массово покупали москвичи, и желающих наняться в домработницы становилось все меньше.

Через открытую дверь из сада залетела оса, Тихон отогнал ее рукой.

Нужно найти повод увидеть Настю. Успокоить, пообещать, что порвет с женой в самое ближайшее время. В последний раз он видел ее неделю назад, удачно вырвавшись в Москву под предлогом необходимости заглянуть в училище. Предлог был настоящим, руководство просило расписаться под некоторыми документами.

Работа в училище была его спасением. Дважды в неделю он вырывался из-под ласкового гнета жены.

Лика поднялась, поставила пустые тарелки в мойку. Вечером Александра придет, вымоет.

Со спины в шортах и коротком топике Лика еще больше походила на тумбочку. Она и раньше не поражала красотой, но прежде ее неуклюжесть вызывала в нем добрую ласковую жалость, даже, пожалуй, умиление.

Теперь она умиления не вызывала, но заставить себя сказать ей, что он уходит к другой женщине, Тихон не мог. Как не смог бы выбросить неуклюжего щенка на улицу.

Жена подала тарелки со вторым. Все было приготовлено, как он любит. Тихон принялся жевать отбивную и жареную картошку.

– Жуткая жарища! – Лика приподняла стянутые в хвост волосы.

Волосы ее красили. Без пышных мелких кудряшек она была бы совсем неинтересной.

– Включи кондиционер.

– И сидеть дома! – жена укоризненно вытаращила глаза, засмеялась. – Дома можно и в Москве сидеть. Поваляюсь в гамаке.

– Тоже хорошее дело, – улыбнулся Тихон.

Лика прислушалась.

– У тебя телефон звонит.

Теперь и Тихон услышал звонок.

Что делать, если сейчас звонит Настя, он не представлял. Лика может подняться за ним следом, придется лгать, придумывать что-то на ходу…

Тихон встал, пошел наверх по неудобной лестнице.

Слава богу, звонила соседка Катя.

– Здравствуй, Тихон.

Соседку ему иногда хотелось нарисовать. В ней было что-то, отличающее ее от современных женщин, Тихон легко мог представить соседку в бальном платье девятнадцатого века. Представить в бальном платье Лику было невозможно.

– Привет! – с облегчением поздоровался он.

– У Лики не отвечает телефон, – словно извиняясь, объяснила соседка. – Мы сегодня приедем. Вам ничего не нужно привезти из Москвы?

– Спрошу у Лики. Если что-то будет нужно, перезвоню. Спасибо.

– Вчера был день рождения Всеволода Сергеевича…

– Да, – кивнул Тихон. – Мы его вчера помянули.

Тесть умер чуть больше полугода назад. С тех пор Лика с дачи не уезжала.

– До вечера.

– До вечера.

Он быстро посмотрел, не было ли новых сообщений. Слава богу, не было. Рисковать не стал, опять оставил телефон около мольберта.

– Катя, – объяснил он, спускаясь по неудобным ступеням. – Спрашивала, не нужно ли нам что-нибудь купить. Они с Мишей сегодня приедут. Вспомнила, что у папы был день рождения.

– Ничего себе! – ахнула Лика. Насупилась, словно собиралась заплакать. – Катя считает, что я могла об этом забыть!

– Вряд ли она так думает, – попытался заступиться за соседку Тихон. – Просто вспомнила, и все.

Лика успела поставить на стол блюдо с клубникой. Тихон, не присаживаясь, съел ягоду.

– Пойду еще поработаю, – он снова поднялся по крутым ступеням, вышел на веранду к мольберту.

Новых сообщений в телефоне не было.

1 июля, суббота

Солнце пробивалось сквозь щель между занавесками. Катя, посмотрев на спящего рядом мужа, протянула руку, повернула к себе стоявший на тумбочке будильник. Половина десятого. Уже вчера Миша должен был выйти на работу. Катя уже неделю находилась в отпуске. Успела слетать в Израиль, отвезти сына в гости к бабушке и дедушке и вернуться.

Без Славы было непривычно, пусто.

Катя тихо, стараясь не разбудить Мишу, встала, вышла из спальни. Из окна была видна веранда второго этажа соседского дома. Там у мольберта стоял Тихон.

Вчера Катя соседей не видела. Она и Миша приехали вечером уставшие. Когда поужинали, наведываться к подруге было уже поздно.

Из открытого окна веяло летней свежестью. Она постояла, вдыхая аромат сада.

Тихон скрылся в доме, появился опять.

Катя спустилась вниз, включила чайник. Отсюда соседский дом видно не было, он прятался за ветками разросшихся яблонь.

– Давно встала? – зевая, спустился на кухню Миша.

– Только что, – улыбнулась Катя.

Муж прижал ее к себе. Они немного постояли, обнявшись.

От внезапного острого чувства абсолютного счастья, как ни странно, стало тревожно.

Миша ее отпустил, посмотрел в окно.

– Траву нужно скосить.

– Нужно, – согласилась она.

Родители, когда еще не были гражданами Израиля, любили заниматься участком. Мама постоянно что-то сажала, пересаживала, делала соки и компоты. По мнению Кати, занималась полной ерундой. Соки и компоты можно купить в магазине.

– Тебе не будет здесь скучно? – она заглянула мужу в глаза.

Для нее дача была вторым домом, а Миша к деревенской жизни не привык.

– Мне с тобой не бывает скучно, – засмеялся муж и чмокнул ее в нос.

Катя быстро ткнулась ему в плечо и принялась готовить завтрак.

Миша сел за стол и уставился в телефон. С его привычкой непрерывно смотреть в телефон она боролась долго и упорно, но борьбу проиграла, и пришлось смириться.

– Давай сходим на кладбище, – подавая яичницу, предложила Катя. – К Всеволоду Сергеевичу. Хороший человек был.

– Хороший, – согласился Миша, не отрывая глаз от телефона. – Умный и с юмором.

– Миш, ну ты хоть бы на меня посмотрел! – вздохнула Катя, садясь напротив.

– Я только и делаю, что на тебя смотрю! – удивился муж, действительно быстро на нее взглянул и снова уставился в гаджет.

Катя махнула рукой и засмеялась.

День выдался великолепный. Когда шли к кладбищу, было еще не жарко. Тихо жужжали осы, стрекотали кузнечики. У большого пруда носились синие стрекозы.

Большой пруд одним краем подходил почти к поселку. Обычно здесь купались только местные, приезжающие на машинах горожане предпочитали останавливаться ближе к трассе.

В детстве Катю и Лику увести от пруда стоило родителям больших трудов.

Сейчас на песке у воды стояли только сланцы Лики, других желающих поплавать пока не было. Сама Лика лежала на воде метрах в десяти от берега. Подруга Катю заметила, помахала рукой, она помахала в ответ.

У могилы соседа Катя поместила купленные вчера розы в каменную вазу, постояла молча. Всеволода Сергеевича похоронили рядом с женой, на памятнике появилась вторая запись и мужская фотография. Весной записи и фотографии еще не было, рядом с памятником стояла табличка с именем Всеволода Сергеевича. Катя тогда мысленно упрекнула подругу, что она тянет с оформлением памятника. Вслух сказать не рискнула, Лика могла обидеться.

– Он мне всегда очень нравился, – тихо сказала Катя, глядя на фотографию старого соседа.

Миша ласково тронул ее за руку.

Когда возвращались, солнце пекло уже сильно. Она пожалела, что не намазала плечи солнцезащитным кремом.

Народу у пруда со стороны поселка не прибавилось. На песке все так же стояли только белые сланцы Лики.

Катя поискала подругу глазами. Тянувшиеся вдоль берега камыши тихо покачивались.

– Лика! – крикнула Катя, сложив ладони рупором. – Ли-ика!

Тихо жужжали какие-то мошки.

– Лика!

Миша снял очки, протер, тоже стал вглядываться в берег. Лицо у мужа сделалось суровое, как будто он осматривал тяжелого больного.

Катя рванулась к калитке поселка, промчалась по улице, удивляясь, что не разучилась бегать. В последний раз она бегала в университете на занятиях физкультурой.

Влетела на участок соседей и крикнула по-прежнему стоявшему у мольберта Тихону.

– Где Лика?

В полицию они позвонили минут через сорок, когда стало окончательно ясно, что около пруда Лики нет.

* * *

К вечеру Тихон не испытывал ничего, кроме тупой усталости. И еще сильного желания увидеть Настю. Она была единственной, кто мог бы заставить его поверить, что жизнь не кончилась. Самому ему казалось, что с той минуты, как он увидел мертвые глаза жены, он перестал существовать. Жить ему больше незачем.

Он понимал, что уезжать нельзя. Все имевшиеся у них вопросы полицейские ему уже задали, но могли возникнуть новые.

Уезжать было нельзя, но увидеть Настю хотелось так сильно, что он не стал с собой бороться. Запер дом и поехал в Москву.

Трасса была почти пуста, и он с трудом сдерживался, чтобы не превышать скорость. То есть пустой была половина трассы, ведущая в Москву, навстречу, как обычно, шел плотный поток желающих отдохнуть за городом.

Машин в Настином дворе оказалось немного, ее соседи тоже предпочитали проводить выходные на природе. Тихон поставил машину рядом с подъездом, бегом поднялся на третий этаж и позвонил в дверь.

Настя хотела, чтобы у него были ключи от квартиры, но Тихон их взять боялся. Объяснить Лике наличие чужих ключей он бы не смог.

Лики больше не было, теперь он сможет отпирать эту дверь сам.

Настя открыла дверь не сразу, он испугался, что ее нет дома. И успел подумать, что совсем не знает, как она проводит свободное время.

Дверь распахнулась. Тихон шагнул в квартиру, посмотрел в сияющие любимые черные глаза и обнял хрупкие плечи.

– Как тебе удалось вырваться? – радостно прошептала Настя.

Он поводил щекой по коротким шелковистым волосам.

– Ты останешься?

Тихон провел рукой по нежной щеке.

– Тихон!

– Лика умерла.

Настя испуганно отодвинулась.

– Она утонула, – Тихон на секунду закрыл глаза.

Глаза у мертвой жены были широко открыты. Тихону в первый момент показалось, что она его видит.

– Она утонула сегодня утром. Тело нашли в камышах через несколько часов.

Настя повернулась, медленно прошла в комнату. Тихон, пройдя следом, сел в ротанговое кресло.

Кресло в форме полушара Настя купила в прошлом году. Оно оказалось удобным, Настя полулежала в нем, слушая музыку.

Тихон откинулся в кресле, вытянул ноги. Настя отошла к окну, прислонилась спиной к подоконнику. Летом она могла обходиться без занавесок, снаружи окно от посторонних глаз закрывали густые ветви березы. Сквозь них просвечивали окна дома напротив.

– Занавесь окно, – попросил он.

Она послушно задернула занавески, помедлила и села на подлокотник кресла. Тихон обнял ее за талию.

– Она утром, как обычно, пошла купаться. Я работал на веранде. Потом прибежала соседка, сказала, что Лики нигде нет. Что ее шлепанцы стоят у воды.

Настя прижалась щекой к его лбу.

– Мы позвонили в полицию. Через некоторое время ее нашли.

– Ей стало плохо?

– Не знаю. Будет вскрытие.

Лика была абсолютно здорова.

– Ты абсолютно здорова, – сказал зимой Михаил, когда Лика прошла в его клинике полное обследование.

– Папе тоже говорили, что он здоров, – обиженно напомнила тогда соседу Лика.

Жена хотела и Тихона заставить пройти обследование, но он, что бывало с ним редко, твердо воспротивился. Больным он себя не чувствовал, а представлять себя сидящим у кабинета соседа рядом с какими-нибудь старушками решительно не хотел.

– Мне надо ехать, Настюха, – прошептал Тихон.

Она покивала.

У него умерла жена. Утонула в тихом пруду, где сроду никто не тонул.

Нет, в прошлом году произошел несчастный случай. Вроде бы пловец попал под катер. Но это было на том берегу, где останавливаются приезжие.

– Дай мне ключи от квартиры, – Тихон поднялся.

Настя, пошарив в тумбочке, протянула ему связку.

Черные глаза были испуганные.

Насте очень хотелось, чтобы он на ней женился. Она не понимала, что держит его рядом с женой.

– Почему? – спрашивала Настя, и черные красивые глаза наполнялись слезами. – Почему ты не можешь от нее уйти? У вас же нет детей!

– Дай мне время, – просил Тихон.

Время шло, Настя продолжала спрашивать, почему он не уходит от жены. Тихон изворачивался, лгал.

Он не уходил, потому что жена смотрела на него веселыми ласковыми глазами, и сказать ей, что она больше ему не нужна, у него не хватало духа.

– Когда ты теперь приедешь? – тихо спросила Настя.

Тихон пожал плечами.

Настя уткнулась лбом ему в плечо.

Он долго не мог поверить, что она его любит.

Она была молодой красивой женщиной, а он заурядным, не слишком успешным художником.

Для того чтобы стать успешным, ему недоставало денег. При хорошей рекламе его картины продавались бы куда лучше.

Просить деньги у тестя ему было противно, и он не просил, хотя точно знал, что тот не откажет. Просить деньги у Лики было еще противнее, о выставке она заговорила сама.

– Конечно, твои картины и так продаются! – весело заметила Лика. – Ты великолепный художник, и все это знают. А самое главное, что это знаю я! Но реклама не помешает.

Тихон тогда равнодушно пожал плечами, но мысль о выставке не отпускала.

– Я тебя люблю, Настя, – прошептал Тихон.

По привычке прошептал. Никакой любви он в этот момент не испытывал. Он ощущал только пустоту и жалел, что сюда приехал.

Настя не помогла вернуться к жизни.

Ему было не до любви. Он был мертвым, но никто этого не знал.

На дачу он вернулся поздно ночью. Окна не горели ни у кого из соседей.

2 июля, воскресенье

Чем помочь плачущей жене, Михаил не знал.

– Пойдем погуляем, – предложил он.

– Не хочу, – Катя потрясла головой.

Она сидела в шезлонге, подставив тело солнцу. Из-под темных очков текли слезы.

– Давай хотя бы до магазина дойдем. Хлеб купим.

– Не хочу.

Михаил потоптался около шезлонга.

– А я схожу. Хлеба действительно нет.

Катя равнодушно кивнула.

Он зашел в дом за бумажником, выдвинулся на улицу. Соседский дом скрывался за растущими вдоль забора кустами калины. Михаил помедлил, решая, не заглянуть ли к Тихону. Того за кустами не увидел и пошел дальше.

На улице, кроме него, никого не было.

Поселок существовал давно. Многие хозяева купили в дополнение к своим участкам соседние, построили большие дома, и, по словам Кати, теперь дачников в поселке стало заметно меньше, чем во времена ее детства.

Катиным родителям тоже хотелось купить второй участок, но, когда один подходящий, расположенный между ними и Ликиным отцом, выставили на продажу, сосед Всеволод Сергеевич покупку перехватил.

Катя об этом не жалела. Она любила дачу, но не настолько, чтобы жить там по полгода, как другие, и маленький садик ее вполне устраивал.

Рабочего-узбека Михаил заметил, не дойдя до магазина нескольких метров. Рабочий косил траву около высокого сетчатого забора.

– Аслан! – позвал рабочего Михаил.

Аслан работал в поселке уже несколько лет. Косил траву, ставил заборы, помогал при строительстве.

– Здравствуйте, – вежливо ответил Аслан.

Аслану было лет тридцать. По-русски он говорил абсолютно чисто, многим местным у него бы поучиться.

– У нас соседка утонула, – зачем-то сообщил Михаил. – Слышал?

– Слышал.

– Это мы полицию вызвали. Мы с Катей заметили, что сланцы у берега стоят, а Лики нет.

Аслан молча покивал.

– Как мама?

Впервые в этом году Михаил и Катя приехали сюда с сыном в конце апреля. Перепуганный Аслан разбудил Михаила рано утром.

– Мама! – говорил он и плакал. – Маме плохо!

До дома Аслана они бежали. Причем Михаил, никогда не считавший себя хилым, с трудом догонял щуплого узбека.

Бежать необходимости не было. Инфаркта у женщины не оказалось, но сердцем обязательно стоило заняться, и как можно скорее.

– Ей нужно сделать операцию, – объяснил Михаил, выписав нужные рецепты и выйдя на крыльцо старого деревенского домика.

Тогда он и узнал, что Аслан купил в деревне дом и перевез сюда семью. Та была по русским меркам большая: мать, жена и трое детей.

– Без операции она в инвалида превратится. Не затягивай с этим. Счет идет не на дни, но затягивать не стоит.

Испуганный Аслан послушно кивал. Потом попытался сунуть Михаилу деньги, сильно его разозлив.

С тех пор Михаил Аслана не видел.

– Как мама? – повторил он.

– Она умерла, – рабочий отвел глаза в сторону. Наверное, он сильно напряг губы, потому что они у него побледнели.

– Как? – опешил Михаил. – Черт… Ты не положил ее в больницу?

Аслан молчал.

– Зайдешь к нам сегодня? – вздохнул Михаил. – Нужно траву скосить.

– Зайду.

Аслан взялся за газонокосилку, Михаил вошел в магазин.

Пятидесятилетней женщине с узким восточным лицом требовалась всего-навсего небольшая операция. Та заняла бы двое суток.

– Чиабатту, – попросил Михаил молодую девушку за прилавком. Девушка была новая, он впервые ее видел. Волосы у девушки были выкрашены красными перьями. – И боржоми.

Когда, уложив хлеб и воду в целлофановую сумку, вышел на улицу, Аслана у забора уже не было.

Соседскую домработницу Александру он догнал у поворота на их улицу. Хотел спросить, как Тихон, но задал другой вопрос:

– Вы знаете Аслана? Он здесь давно работает.

– Знаю, – равнодушно кивнула женщина. – Он в деревне дом купил. Рядом со мной.

– Когда у него умерла мама?

– Пятнадцатого мая, – сразу ответила женщина. Помолчала и зло сжала губы. – Весной ваша дорога совсем разбитая была, дачники через деревню ездили.

Весной ведущая к поселку дорога действительно оказалась разбитой. Катя вместе со всеми сдавала деньги на ее ремонт.

– У них младший мальчишка чуть под машину не попал. Выскочил прямо под колеса, Зарина его успела схватить. Испугалась сильно. Вечером ей плохо стало, «Скорую» вызвали, но до больницы не довезли. Не успели.

Солнце уже пекло. В ближайших кустах тихо жужжали жуки.

– Очень хорошая женщина была. У себя на родине русский язык преподавала.

– Я Аслану говорил, что ее нужно в больницу положить.

– Он пытался, – покосилась на Михаила Александра. – Но гражданства у Зарины нет, за операцию платить надо было. Аслан пытался кредит взять, но его ему не дали. Иностранец. И работы постоянной вроде как не имеет.

– У меня бы занял! – с тоской процедил Михаил. – Сумма-то небольшая, это не в Германию на лечение везти.

– Для кого-то небольшая, – неодобрительно поморщилась Александра. – А для кого-то… Он бы нашел деньги, просто не успел.

С ближайшего куста спорхнула трясогузка, поскакала перед ними по дороге, улетела.

– Сынок Аслана под машину Лики чуть не попал, – хмуро процедила Александра. – А она даже не извинилась. Выскочила из машины и стала орать на Зарину, что плохо за ребенком смотрит.

– Вы это видели?

– Не видела, но знаю. Люди рассказали. Люди потом участковому жаловались, но тот сказал, что скорость Лика не превышала и привлекать ее не за что.

Михаил дошел до своей калитки, остановился.

Александра тоже остановилась.

– Вы не любили Лику? – неожиданно спросил Михаил.

– Любила! – спокойно не согласилась Александра. – Я ее любила, а она меня нет. Всеволода Сергеича я очень уважала, а потом… Сама не пойму, зачем продолжала у них работать.

Александра была почти одного с ним роста. Статная, широкоплечая.

Михаил открыл калитку, Александра пошла дальше. Если бы не седые волосы, дать ей ее «за шестьдесят» можно было с трудом.

* * *

Заняться было нечем. Обычно Тихон, беря в руки кисть, отвлекался от всего, что его окружало. Он как будто начинал жить на холсте и забывал о том, что волновало его в настоящей жизни. Даже о Насте.

Сегодня отвлечься не получилось. Он поболтался по участку и лег в гамак, в котором любила валяться Лика. Лежал, раскачивал гамак ногой и смотрел в небо. Оно просвечивало сквозь ветви яблонь.

Лика подошла к нему на выставке молодых художников. Тихон представил там три свои картины и как дурак стоял около них в полупустом зале.

– Ваши работы? – весело спросила подошедшая девушка.

Улыбка у нее была заразительная.

Потом Тихона удивляло, как эта улыбка могла мгновенно появляться и так же мгновенно исчезать.

– Мои, – мрачно кивнул Тихон.

– Отличные работы! Мне нравятся.

Пейзажи действительно были неплохие. Не для Третьяковки, конечно, но неплохие.

– Спасибо.

– А купить что-нибудь можно?

– Можно.

– Только эти или можно посмотреть другие?

– Можно посмотреть.

Она была в джинсах, кроссовках и кепке на голове. Из-под кепки выбивались мелкие кудри.

Она пришла к нему в студию через неделю. Через месяц познакомила его с отцом, а еще через два они поженились.

Тихону тогда казалось, что все происходит с ним само собой, даже в какой-то степени помимо его воли. Впрочем, особого сопротивления происходящее не вызывало, иначе он бы не дал себя женить.

Пожалуй, даже наоборот. Лика была мила и молода, а ее отец оказался достаточно обеспеченным человеком. Тех денег, которые позволяют покупать дорогую недвижимость за границей, у тестя не было, но этого Тихон и не хотел. Выступать в качестве бедного родственника он не собирался. Ему было достаточно понимать, что в любой жизненной ситуации тесть в беде не оставит, и это давало Тихону некоторую свободу.

Тогда Тихон считал, что ему повезло.

Он бы до сих пор так считал, если бы не встретил Настю.

Хлопнула калитка, Тихон скосил глаза. Подошла Александра.

– Приготовить тебе что-нибудь? – в глазах женщины было сочувствие.

– Не знаю, – пожал плечами Тихон. – Приготовьте.

В том, что он разговаривает с пожилой женщиной лежа, было что-то отвратительное. В отличие от жены, Тихон по-барски с обслугой себя никогда не вел.

Надо было хотя бы сесть, но он не пошевелился.

– Мне, вообще-то, как?.. Приходить?

– Приходите, – решил Тихон.

Он так давно не готовил себе еду, что, наверное, разучился. Он давно не ходил в магазины. Он уже прочно привык к тому, что все бытовые проблемы решаются сами.

Отвыкать от этого прямо сейчас не хотелось.

Калитка хлопнула снова, Александра повернула голову и тихо доложила:

– Участковый.

До вчерашнего дня с участковым Иваном Артемовым Тихон практически не был знаком. Лика как-то показала ему средних лет мужика и шепнула, что тот является их участковым. С тех пор, встречаясь изредка на улице, участковый и Тихон вежливо здоровались.

Тихон неуклюже заерзал, сел в гамаке. Участковый остановился около яблони.

Тактичная Александра ушла в дом.

– Похоже, что все было так… – глядя на Тихона умными внимательными глазами, заговорил участковый. – Лика поднималась от воды по дорожке между камышами. Тропка там скользкая, глинистая. Не знаю, зачем она полезла в камыши…

– Нарезать стрелок, – подсказал Тихон. – Она каждое лето ставила камыши в вазу. Следующей весной выбрасывала.

В этом году большая напольная ваза стояла пустая и казалась Тихону лишней в просторной гостиной.

– Лика вчера, когда шла на пруд, взяла с собой ножницы. Она в качестве секатора использовала кухонные ножницы.

– Ножницы там были. Валялись в камышах, – кивнул участковый. – Похоже, она поскользнулась, упала. Ударилась головой о камень. На затылке у нее ссадина, на камне следы крови. Упала, скатилась к воде.

– Несчастный случай?

– Возможно, – Иван сжал губы.

Тихон тоскливо на него смотрел.

– Но вы не уверены, что это несчастный случай, да?

– Не уверен, – признал участковый. – Следов волочения на дорожке нет, но их и быть не может, тропинка узкая, заросла камышами.

– А что же тогда? – глупо спросил Тихон.

– Не настолько там крутой склон, чтобы сразу упасть в воду… Не исключено, что кто-то подтолкнул ее к пруду. А может быть, и под водой подержал. Удар Лику оглушил, полноценно сопротивляться она не могла. Но это только мои предположения и, если честно, я и сам до конца в них не уверен. Что решат следаки, не знаю.

– Не представляю, кто мог хотеть ее смерти, – тихо сказал Тихон то, что сказал бы любой на его месте.

Про себя он знал точно. Он не любил жену, но смерти ей не желал.

Его устраивала та ситуация, которая сложилась. У него была любящая жена и любимая Настя.

Он не женился на Насте не только потому, что боялся и не хотел обидеть и расстроить Лику. Он не женился, потому что по-своему был к Лике привязан.

Вчера он понял, что был привязан настолько, что умер вместе с ней.

Но у полиции, если они узнают о Насте, может появиться другое мнение.

* * *

Катя, подставив лицо и тело солнцу, все так же сидела в шезлонге.

– Сгоришь, – предостерег жену Михаил.

Она опустила со лба на глаза темные очки, открыла глаза.

– Я тебе не рассказывала, как погибла мама Лики?

Михаил, успев дойти до крыльца дома, повернул к жене голову.

– Нам с Ликой было по восемь лет.

Он вернулся к шезлонгу, встал, загородив жену от солнца.

– В тот день тоже было жарко. Мы с Ликой играли у меня на участке. Перед этим на пруд ходили с моей мамой. Тогда детей в поселке было больше, у пруда всегда кто-то толпился, но не в тот день. Наверное, потому что в тот день утром шел дождь. Песок был мокрый, холодный. Почему-то я это помню. Потом мы снова играли на участке. Потом прибежал кто-то из соседей, но мы на взрослых внимания не обращали. Потом пришел Ликин папа и увел ее домой. А меня в тот же день отвезли в Москву. Лику я увидела только на следующий год. И мы никогда не говорили про ее маму.

У уха зажужжал комар. Михаил прихлопнул его рукой.

Нужно поторопить Аслана. Если траву не скосить, комары совсем замучают.

– Ликину маму насмерть сбила машина между деревней и нашим поселком. Автомобиль и водителя не нашли, тогда не было камер на дорогах, как сейчас. Тете Элле тогда тоже было тридцать лет, как сейчас Лике.

– Кать, – поморщился Михаил. – Я понимаю, Лику ты знала с детства… Но…

Подыскать слова оказалось трудно.

Черт возьми, Лика была им просто соседка. Они с Катей даже не считались неразлучными подругами.

– Мне почему-то кажется, что две эти смерти… Что это какой-то рок!

Слава богу, Катя больше не плакала.

– Миша, я хочу знать, кто это сделал!

– Что сделал? – вздохнул Михаил.

– Ну что ты строишь из себя дурака! – поморщилась Катя.

– Слава богу! – обрадовался он. – Ругаешься, значит, ожила. А я уж боялся, что тебя придется от депрессии электричеством лечить.