bannerbannerbanner
Название книги:

Троецарствие. Герцог

Автор:
Виталий Останин
Троецарствие. Герцог

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

Глава 90

С календарями в Китае было… непросто. Я хотел сказать – полная задница, но это не так. Местные отлично умели считать, и у них был в этом огромный опыт, а плюс фундаментальные знания и непрекращающиеся исследования в этом направлении. Только вот мне, чтобы понять, какой сейчас год и месяц, вероятно, нужно было выбирать не путь Стратега, а становится прославленным ученым, который знает астрономию, историю, разбирается в религиозных концепциях и философских учениях, практикует каллиграфию и может на коленке написать стих, разбивающий сердца как мужчинам, так и женщинам.

Думаете, я придираюсь? Такой весь из себя европеец, привыкший к логике григорианского календаря и не способный понять чужие традиции? Ладно, давайте вместе попробуем разобраться!

Люди низкого происхождения, всякие там крестьяне необразованные и ремесленники (а также воины, шлюхи, торговцы, чиновники низовых разрядов), в общем, абсолютное большинство простолюдинов, жили по сезонам. Всего их было пять, а не четыре. А год при этом делился не на двенадцать, а на двадцать четыре месяца, привязанных к основным лунным циклам. А, еще момент, начинался год примерно с февраля, если к григорианскому привязываться.

Названия у месяцев были поэтичны, но при этом унифицированы по всей Поднебесной. Начало Весны, Дождевая Вода, Пора пробуждения личинок, Весеннее равноденствие… И это мы только до марта дошли, ясно? Начали в феврале, прошло уже четыре месяца, а у нас только март. Понятно, насколько тут все непросто?

А еще были так называемые государственные календари, которые использовались при дворе. Там месяцев было двенадцать. Или тринадцать? Да, двенадцать или тринадцать, точно. Лунных месяцев, которые были короче наших, но при этом умные китайцы знали про то, что в году триста шестьдесят пять дней, а значит, чтобы в эту цифру укладываться, иногда вводился високосный месяц. Для выравнивания.

Назывались они просто. Первый, второй, третий, четвертый, пятый – прямо вот музыка для моих китайских ушей русского происхождения. Но! Начинались они не с февраля, а с конца января. И каким-то хитрым образом коннектились с сельскохозяйственным. А также с календарем Небесного Ствола и Земных Ветвей. Которые, соответственно, назывались уже не по порядковому номеру, а по покровителю – Месяц Абрикоса, например или Месяц Кролика.

В результате Терминатор, если бы он попал в древний Китай, сбойнул бы, и здешнюю Сару Коннор искать не смог. Запутался бы Арни, как есть. Вышел бы на улицу, забрал бы чей-то мотоцикл, ботинки и куртку, а потом спросил – а какой сейчас год, месяц и день? И тут все очень сильно зависело от того, кто ему ответит.

С годами все было не проще. Мы имели сквозное летоисчисление от сотворения мира (причем, там цифры разнились в трех вариантах), потом от династии Шан, от династии Чжоу, от Первых законов Небесного Императора и – текущей эпохи. То есть, когда на трон восходил новый император, мир как бы обнулялся и отсчет годиков начинался сначала.

А так как у нас императора не было уже двадцать один год, то сейчас, получается, шел именно двадцать первый год от Падения Хань. Я провел кое-какие вычисления – это было непросто, но мне помогала лучший из известных мне Секретарей – и соотнес его с 199 годом нашей эры.

А сегодня был двенадцатый день месяца гуюй (хлебных дождей) или четвертый день месяца Персика по Небесному Стволу (он же месяц Дракона по Земной Ветви). Или третья декада апреля – как я понял. Но я уже решил остановиться на Драконе – так звучало пафоснее и под наши цели подходило как нельзя лучше.

«Ибо в этот день прославленный Стратег Вэнь Тай по прозвищу Белый Тигр решил вырвать инициативу из рук врагов и начать вторжение на северный берег Янцзы!»

Хотя, строго говоря, решение об этом мы приняли значительно раньше, а сейчас просто воплощали в жизнь.

Пока армия готовилась к переброске на другой берег, я наблюдал за учениями, которые проводил мой боевой товарищ Гань Нин с отстающими полками так называемого «нового строя». Почему «так называемого»? Да потому что эти дети черепахи и шакала совершенно не понимали, что от них требуется, и все норовили сбиться в кучу, которая потом сразу же начинала разваливаться на множество мелких отрядов.

Набрали мы этих альтернативно одаренных юнитов с миру по нитки. Кто-то был из дезертиров фракции Гэ – после моей пламенной речи солдаты решили покинуть вождя-неудачника и присоединиться к блистательному и славному своими победами мне. Часть новобранцев прислали союзники, традиционно действующие по принципу «возьми боже, что нам негоже». Несколько тысяч явились добровольцами, то есть сами.

«Ибо слава о великих победах сего достойного мужа прокатилась по всей Хань!»

В общем, из разных источников мы набрали шесть полных терций-каре, в каждой из которых было четыре тысячи пехоты и арбалетчиков. Вооружения на них хватило с избытком – опять же, союзники подсуетились, да и трофейного добра было много. А вот с навыками работы в новом для них построении еще было плохо.

Местные ведь как воевали? Дали тебе палку – копье-клевец-алебарда – и добро пожаловать в армию. Тут стоять, тут вперед идти, по свистку паниковать и обращаться в бегство. Если каким-то чудом это пушечное мясо выживало в первой баталии, им давали какие-никакие (вообще никакие!) доспехи, учили маршировать и получали сносных копейщиков или стрелков. Особо талантливых привечали разные командиры и перетаскивали к себе в подразделения, которые уже можно было назвать линейными частями.

И главное – мухи и котлеты у азиатов всегда были отдельно. То есть контактная пехота и стрелки. Я же в невыразимом своем гении (тупо в Вики прочитал) смешал их в единый строй и – вот ведь тиран! – еще и заставлял действовать слаженно. Ветераны этот дзен уже постигли, а вот новички пока не понимали, чего от них хотят.

Все это время, пока Пират дурным голосом орал на новобранцев, я сидел весь из себя такой умиротворенный – чисто Будда! – и смотрел себе в пупок. Но на самом деле я наблюдал «небесным взором» за всем этим недоразумением, из которого только предстояло сделать каре, и думал, что методику нужно менять. Например, позволить арбалетчикам стрелять по ним боевыми снарядами, чтобы они, черт бы их побрал, научились уже смыкать щиты над головой во время наступления!

Солнце уже намекало, что время к полудню, а эти дохлые мухи так и не научились, не разворачиваясь, принимать атаку во фланг!

Не выходя их этого «просветленного» состояния, я активировал технику командного голоса, и над бедолагами-новобранцами прогремел гром.

– Щиты над головой, обезьяны! Сомкнуть! Плотнее! Вот так! Теперь на счет раз – шаг. На счет два – второй! Вот! Вот! Левый фланг, палок захотелось? Куда побежали?

– Это бесполезно. – Гань Нин уселся рядом со мной. – Они не понимают. Надо более мелкими отрядами учить. А потом уже в большие сводить.

– Научатся. – Я вернулся в тело и открыл глаза. – Все сперва тупили, но ничего. Сейчас вон как шагают!

И я указал рукой на соседний плац, где движения в каре отрабатывали наши ветераны, заставшие еще сражение с Желтыми Повязками под Синьду. Выверенные движения, четкие повороты, все фазы боя отыгрывают, любо-дорого посмотреть. Вот только эти полосы у них над головами, они откуда взялись? Будто светящаяся пыль, да еще и разноцветная, прихотливо изгибающаяся.

Перевел взгляд на побратима и не смог удержаться от возгласа на русском.

– Это что вообще за хрень?!

Пират в цветной пыли просто купался. Она окружала его целиком, красная, как сухая глина из горной реки. И совсем ему, кажется, не мешала.

Побратим, уже привычный к моим редким восклицаниям на «горском языке», недоуменно вскинул бровь.

– Что?

– Ты видишь пыль?

– Пыль? Брат, мы в военном лагере на сотню тысяч человек. И четыре тысячи прямо сейчас под носом у нас маршируют – или как называется то, что они сейчас делают. Конечно, я вижу эту пыль! Она же везде!

– Да не эту пыль, другую! Вокруг тебя сейчас облако пыли, почти полностью тебя скрывает. А, вот смотри! Она сейчас распалась на несколько рукавов и улетела! Что, правда не видишь?

Пират некоторое время смотрел на меня без выражения, потом сунул руку в корзину, где у нас была спрятана вода и фрукты, вынул оттуда тряпицу и протянул мне.

– Прикрой голову, старший брат. Солнце очень сильно печет.

Я хотел было возмутится, но, подумав, не стал этого делать. Может, и правда напекло. Время полдень, в самом деле могло. Надо на учения не красивую заколку из кости, а тряпицу надевать.

– Может, и так… – не очень, впрочем, уверенно ответил я. – Ладно, разгоняй этих неумех, после обеда продолжим.

И, дождавшись, пока он закончит выкрикивать приказы младшим командирам, спустился к лошадям и вскочил в седло.

Лагерь и в самом деле был большим. Ряды солдатских шатров уходили за горизонт, а ночью, наверное, будет похожим на звездное небо – так много разгорится костров. Они и сейчас пылают, бойцы по подразделениям готовят себе обед. Идеи централизованной кормежки на полевых кухнях тут еще не прижились.

Мы тоже отправились обедать. К моему шатру, через весь лагерь, к центру. И когда прибыли, все мои ближники там уже находились. Сидели за длинным столом, на который только-только начали выставлять блюда.

Я ввел эту традицию недавно, с месяц назад. Обедаем вместе, обсуждаем дела, решаем текущие вопросы. Потом пьем чай и расходимся каждый к своим обязанностям.

Прижилась она махом, и теперь соратники собирались за столом у моего шатра с такой точностью, хоть песочные часы по ним сверяй.

– Как у нас дела с паромными плотами? – спросил я первым делом, накидав в миску риса, зелени и мяса.

Кормили нас по-походному, то есть никакого вина, сервированных столиков и тридцати трех махоньких блюд, в которые раз или два можно было палочками клюнуть. Массивные глиняные тарелки, куда загружалось еды человек на двадцать сразу, и откуда каждый нагребал, сколько хочет.

 

Прапор, ответственный за переправу, ответил не сразу. Сперва он неторопливо дожевал то, что уже закинул в рот – воспитанный все же человек! – и лишь тогда доложил:

– Первые два работают. Перевозят по две сотни солдат в час каждый. К вечеру закончим еще два. На завтра в планах тоже два.

– Хорошо, – кивнул я и продолжил есть.

Некоторое время назад, а точнее, почти три месяца как, мы остановили армию вторжения Гэ, устроив им полный разгром и геноцид на реке при переправе. А сегодня мы сами форсировали водную преграду, правда, уже учтя все просчеты наших противников. Для начала мы выбрали менее очевидное место для переправы – в районе Куайцзи, неподалеку от устья Янцзы. Здесь она в самом узком месте была порядка двадцати ли[1], к тому же с внутренней дельтой, что делало данный участок не самым удобным для переправы местом. Точнее, самым неудобным. Поэтому из врагов никто и не подумал бы, что там мы и решимся перебираться.

Но, когда у трудолюбивых китайцев их хитроумный лидер (это я про себя, если что), для них нет и не может быть никаких преград! Я решил подойти к делу основательно, а не устраивать кровавый заплыв, как это сделали войска господина Гэ. Сперва, пару месяцев назад, я перебросил туда на джонках небольшой десант, чуть меньше тысячи человек. Ребята под руководством Амазонки провели разведку, убедились, что места тут дикие и можно цирк со слонами показывать, а все равно никто не придет. Тогда на северный берег отправился уже более крупный контингент – три тысячи пехоты. Которой предстояло стать прообразом нового рода китайских войск – стройбатом. Хотя о чем это я? Тут все рода войск при необходимости в него превращались.

В любом случае мои за месяц построили крепость на берегу с большим внутренним двором, срыли часть берега и установили «станцию» паромной переправы. С помощью джонок перетащили на наш берег канаты, закрепили их и вскоре были готовы принимать первый десант.

Пока шли все эти строительные работы, основная часть армии усердно мозолила глаза врагам в районе Юйчжаня, где и произошло то грандиозное морское сражение. Небольшие силы потихоньку уходили к Куайцзи, чтобы стать гарнизоном крепости, а все остальные вели себя так, словно вот-вот решатся на вторжение. На которое, с точки зрения господина Гэ и его союзников, у нас уже вполне хватило бы сил.

Подкрепление, как уже говорилось, я получал из разных мест. В частности – от вассалов. Те прониклись моим военным гением и решили, что с таким удачливым сукиным сыном лучше дружить, а не изображать неизвестно что. Через неделю после битвы все они прислали войска, припасы и даже подарки (в основном деньги и продовольствие), чтобы продемонстрировать, как они восхищены моей победой. В которой они, естественно, ни на миг не сомневались. А что сами вовремя не подошли, так это же дороги все. Плохие, размыло – выбрать нужное. Я тогда решил сделать вид, что поверил. Было бы глупо начинать чистки накануне вторжения в Срединные земли. Но ничего не забыл. Даже кое-какие заделы на будущее обеспечил, но об этом как-нибудь в другой раз.

И вот месяц назад армия Вэнь снялась с лагеря под Юйчжаной и не торопясь попылила в сторону Куайцзи, прямо вдоль реки. Обеспокоенный противник тут же двинулся параллельным курсом по своему берегу. И когда дошел до точки назначения, обнаружил там хорошо укрепленный лагерь с почти пятнадцатитысячным гарнизоном и начавшуюся переправу основных сил. Гэ сотоварищи даже попытался захватить крепостицу, но тут его ждал жесткий облом.

Укрепляли-то мы наш опорный пункт по всем правилам фортификационной науки. Ямы-ловушки, рвы, засеянные «чесноком» поля, лужи «греческого» огня и даже мины, которые, вообще-то, было бы правильнее назвать прототипом. Да, я тут порох «изобрел». Не с нуля – предпосылки разной зажигательно-взрывающейся дряни тут уже были. И довольно пока дрянной, который горел, но, по правде сказать, больше дымил. Взрывался он и того реже – не хватало чего-то в пропорциях. Но и его, вкупе со всем остальным, хватило, чтобы остановить наступление на крепость и заставить противника занять выжидательную позицию, раз уж с наскока ничего не вышло.

Трудно заставлять солдатиков топать по полю, когда у них под ногами вдруг начинает что-то шипеть, потом дымить и гореть. А порой еще и взрываться. Редко, правда, но поди объясни вчерашним землепашцам, что взорвется не у них под ногами и что процент удачных срабатываний составляет всего лишь три единицы от ста. Это как с толпой, которая нарвалась на вооруженного однозарядным пистолетом человека – понятно, что застрелить он сможет только одного, но никто этим самым несчастным быть не хочет.

К тому же армия господина Гэ и его союзников сейчас переживала не лучшие времена. Дисциплина – на уровне плинтуса, боевой запал – нулевой, моральный климат сложный. Мытарь предрекал развал союза заречных князей где-то месяцев через шесть. Я же, зная свое везение, так долго ждать попросту не мог.

Другими словами, переправе нашей войска Гэ практически не мешали. Флота у них не осталось, мои джонки нагло доминировали, и утлые баркасы, которые противник отправлял, чтобы перепилить тросы паромов, они пускали на дно моментально, а корейцы после того бесславного слива на реке свалили обратно в свою Когурё, тем более помешать не могли. Даже не знаю, заплатили пиратам денег или так отправили – голодными. Надеюсь, они по предоплате работали, а после того сокрушительного поражения и фактически полной потери флота разговаривать с ними на равных никто бы не стал.

Таким образом за световой день мы перебрасывали по три тысячи пехоты, а с завтрашнего дня увеличим эту цифру вдвое. И вот когда на северном берегу накопится достаточно войск, чтобы без больших потерь втоптать врага в ил, я и начну наступление. Тем более, армия у Гэ серьезно так схуднула, а моя, напротив, приросла.

После той моей речи на реке, мол, я готов принять храбрецов, которые готовы бороться за единую Поднебесную, в войсках противника началось массовое дезертирство. Воины посмотрели, как их чуть было не утопили, прикинули, что с такими талантливыми военачальниками они до конца кампании явно не доживут, и начали бежать. Большинство – по домам, но многие приходили и ко мне. Строили плоты, втихую сплавлялись по реке и выходили к нашим патрулям с поднятыми руками и готовностью принести клятву верности новому господину. Из них мы формировали отдельные подразделения, ставя над ними младших командиров из ветеранов и пристально следя за поведением.

Было бы глупо предполагать, что среди дезертиров не окажется шпионов врага. Многих наше НКВД, возглавляемое старушкой-лекаршей, уже обнаружило и казнило, а те, что остались, затихарились и голову поднять боялись. Я же еще пообещал награду за полезные сведения о разведчиках противника в наших рядах, так что сдавали их теперь больше свои.

– А как продвигаются тренировки новичков? – уточнил я у Быка.

Он, как и мы с Пиратом, занимался подготовкой сформированных из дезертиров каре. Их мы, честно об этом предупредив, собирались пускать первыми. Для отработки полученных знаний и умений в реальном бою, а также для возможности кровью своей доказать верность новому господину.

– Мясо. – коротко ответил побратим, обгладывая кроличью ножку.

Я взглядом попросил его дать более развернутый ответ. Не столько для себя – я таких же тренировал, – сколько для остальных участников пресс-обеда. И Бык пояснил:

– Могут стоять в строю. Не могут поворачиваться и вести бой. Команды выполняют, но не понимают зачем. Нужно больше времени.

– У нас нет больше времени, брат, – сказал я ему. – Если мы еще на полгода остановимся, то нам, во-первых, нечего будет есть, а во-вторых, враг успеет подготовится и соберет больше войск.

Не факт, далеко не факт, но исходить лучше из худших вариантов. Я предпочту переоценить врага и с легкостью с ним справиться, чем недооценить и сдохнуть, прихватив с собой жену, друзей и сотню тысяч душ.

– Цань, как с кораблями? Никого не видно на горизонте?

– Нет, Стратег. Море пусто на сотни ли, мои разведчики бессменно несут дежурство.

После второго столкновения с корейцами я решил, что эти ребята как-то слишком часто вмешиваются во внутренние китайские дела, и приказал Бешеной держать свои суда в разведке. Чтобы успеть подготовиться, если какой-нибудь еще корейский ван польстится на китайское серебро и пригонит к реке свой флот.

– Юэ, что с поставками от вассальных родов?

Юлька в моем кочующем правительстве стала министром внутренней политики. Сама, кстати, вызвалась, а я возражать и не думал. К тому же она среди нас единственная была аристократкой, которая с детства учила все эти фамилии и сложившиеся взаимоотношения между ними. В смысле, единственная, кому я верил безоглядно.

– Все идет по графику. – ответила она. – С продовольствием наблюдается небольшое отставание, но это ожидаемо было – урожая этого года пока нет, так что владетели сейчас подчищают запасы из амбаров и делают это очень неохотно. Поставки наконечников для стрел и копий в норме, по клинковому оружию у нас небольшой, но запас. А вот с доспехами начались перебои. Мастерские в Пояне и Синьду не справляются с возросшими объемами, а от союзников приходят только дрянные нагрудники.

– То есть мы не сможем еще одну коробку снарядить? – уточнил я. Армия ведь продолжала разрастаться, у меня в резерве было около восьми тысяч бездоспешных новобранцев с копьями.

– Нет, не сможем. Я бы рекомендовала перевооружить их луками.

– А они стрелять-то умеют?

– А это неважно, главное, чтобы залпом и в одном направлении, – улыбнулась жена.

– Ладно. Мытарь, займешься?

– Да, господин.

– Юэ, а как настроения у наших вассалов? Матушка И, тот же вопрос.

Женщины переглянулись, и слово взяла престарелая особистка. Вот кто бы знал, что из этой целительницы вырастет такая Матерь Шпионов.

– Все в разумных пределах, – медленно проговорила она. Ела Матушка И мало, больше крошила еду на стол, но была собрана и готова отвечать на любой вопрос. – Элиты волнуются, конечно же, но до открытого неповиновения головы не поднимают. Главы городской стражи везде укомплектованы нашими ставленниками, так что общественный порядок мы тоже контролируем. Понемногу начинаем сажать на дворцовые заказы философов и поэтов.

Здесь я недоуменно вскинул брови и попросил разъяснений.

– Простому народу все равно, какое имя носит их владетель, – сказала Матушка И. – Лишь бы было спокойно и безопасно, и чтобы цены на продукты не росли. Крестьянство и ремесленное сословие будут верны вам, господин, пока война не постучится в двери их домов. А вот людям пообразованнее и познатнее нужно нечто большее, чем просто устоявшийся порядок. Они хотят гордиться своей страной. А кто лучше сможет направить их умы в нужное русло, чем философы и поэты?

Да, я все как-то забываю, что древний Китай только для меня древний. А на самом деле он весьма развит был до падения Хань, имел не только два сословия – рабочее и праздное, но и прослойку между ними в лице интеллигенции. Чиновники те же, из тех, что помельче. Читать могут, а значит, и время для дурных мыслей тоже появляется. Начинают задаваться вопросами, а так ли нужен нам Вэнь, может, лучше было бы отдаться господину Гэ, который и происхождение имеет знатное, и вообще.

Кстати, может, дать этим писакам заказ на «Сон в Красном тереме[2]»? Основу сюжета я помню, хотя в этих стопитсот героев и плаваю. Но скелет накидаю, а дальше – ребятки умные – сами мяса нарастят. Эротика плюс китайская версия «Санта-Барбары» должна влет зайти среднему классу. А если туда еще заложить основы правильной идеологии…

– Хорошее дело! – похвалил я ее. – А дорого это нам обходится?

Матушка И сказала. Я удивился и переспросил. Подключилась Юэлян и заверила, что я услышал все правильно.

– На поэтов?! – тогда уже возмущенно воскликнул я. Похоже, «Сон» будем писать попозже, а то у меня денег на армию не хватит.

 

– И философов, – добавила супруга.

– Слушайте, ну это как-то чересчур, мне кажется. Они что, самую дорогую бумагу на черновики пускают?

– Такие суммы нужны им для ощущения себя избранными, мой дорогой муж. Возвышенный муж взирает на небо и землю…

– По борделям, что ли, ходить? – а то я же не знаю, на что могут спустить деньги работники интеллектуального труда. – И винище по серебряному ляну за кувшин глушить!

– Ну, не без того! – рассмеялась Юлька. – Но ведь делают они это в наших борделях!

– А вы опасный человек, моя дорогая жена! – погрозил я ей пальцем.

С исчезновением еды на столе закончилась и ежедневная планерка. Народ стал расходиться по своим делам, коих было великое множество, я тоже собрался было идти дрессировать новобранцев, как вдруг вспомнил, что один момент для себя еще не прояснил. Попросил задержаться Юэлян, Матушку И и Мытаря. И когда мы остались в шатре одни, рассказал им про пыль, которую вижу вокруг людей. Вокруг них, кстати, тоже.

Надо сказать, что она так никуда и не делась с того момента, как я первый раз заметил ее над новобранцами и вокруг Пирата. Так же кружилась перед глазами, порой складываясь в занимательные геометрические фигуры, а иногда – в незнакомые иероглифы. Но со временем не замечать ее стало проще. Если не фокусировать на ней внимания, то она почти и не мешала.

– Примите мои поздравления, господин! – тут же вскочил и начал кланяться Секретарь. – Ваши труды оказались вознаграждены, и вы достигли десятого разряда на Пути!

Юлька с Матушкой тоже стали кланяться. Ну, принято тут так. Не знаешь, что делать – поклонись. Глядишь, сойдешь за образованного человека.

– Хорошо, – сказал я, когда с поздравлениями было покончено. – Десятый разряд, здорово. Что это меняет для меня в использовании ци?

– Мне это неизвестно, – первым ответил Мытарь. – Я лишь читал когда-то, что, когда одаренный начинает видеть потоки ци, это значит, он перешел на другой уровень понимания жизненной силы. Но что меняется для него, об этом написано не было.

– Я тоже не знаю, – покачала головой Юлька. – В нашей семье не было одаренных выше девятого разряда. Про десятый я тоже знаю, но лишь в общих словах. Это, как правильно сказал У Ваньнан, совершенно другой уровень.

– Нужен учитель. – Матушка И произнесла это с задумчивостью и некоторой даже тревогой. – Неважно, в каком Пути он развивается, главное, чтобы он был Великим Мастером. Сила, с которой вы, господин Вэнь, теперь имеете дело, станет более опасной. Прежде всего для вас. Мне однажды довелось видеть последствия неправильного развития одаренного, который перешагнул рубеж десятого разряда.

Бабуля реально много в своей долгой жизни повидала. Ей даже коня легендарного – того самого Красного Зайца – кто-то из благодарных пациентов подарил. Так что, если она говорит что-то, – этому вполне можно верить.

– Да? – заинтересовался я, не особенно, впрочем, ее словами напуганный. – И как же это выглядело?

– Как одержимость, молодой Тигр, – поджала губки старушка. – Человек не справился с потоками ци, его внутренний резервуар был разрушен, а высвободившаяся энергия привлекла страшных тварей. В итоге та бедная девочка сошла с ума, а еще впустила в себя десяток-другой потусторонних сущностей. Может быть, вы слышали про тот случай? Она была из Желтых Повязок. И это она призвала гигантскую змею, разрушившую императорский дворец в Лояне. Кажется, лидер желтых, Чжан Цзяо, лично убил ее.

Помните, чуть выше я говорил, что слова Матушки И меня не напугали. Так вот, я соврал. Перепугался я до икоты. Стать неуправляемым одаренным, который призывает монстров и не видит разницы между своими и чужими – нафиг мне такое возвышение!

И, как назло, единственного знакомого Великого Мастера я скормил Бай Гуцзин! Вот что мне стоило оставить его в живых, держать в плену и при необходимости использовать?

1Это почти восемь километров.
2Сон в Красном тереме – как утверждает Википедия, наиболее популярный из четырёх классических романов на китайском языке. Написан в 18 веке. Роман неоднократно запрещался в Китае за «неблагопристойность».

Издательство:
Виталий Останин