Персонажи вымышлены, совпадения случайны.
На самолете он летел первый раз, расставшись с близкими и покидая на долгое время родные края, но пока еще не понимал, что жизнь существенно меняется. Кто-то сверху росчерком в приказе развернул его дороги в сторону, о которой прежде ни он, и никто среди его окружения подумать не мог. Как он услышал до посадки, его и еще троих взяли в этот полет с оказией, вместе с каким-то грузом. Призывники летели в сопровождении капитана, который по прилету в город должен был доставить всех четверых подопечных представителю военкомата для дальнейшего распределения в воинские части.
Завод
На заводе Шура оказался не по своей воле, поначалу родители отправили его обучаться рабочей специальности. По неизвестной никому причине они выбрали для своего сына именно то училище, не автодорожное, не строительное, не деревообработки, и уж конечно, не бухгалтерского учета и не пищевой промышленности. Это оказалось техническое училище при тракторном заводе. Шура должен был стать обычным рабочим. Можно только догадываться о том, что выбранный путь был самым простым. К тому времени у него не было замечено ни особых наклонностей, ни тем более талантов. В школе он учился очень средне, но понял это гораздо позднее, в ту же пору оценки интересовали его в той степени, чтобы они не привлекали к себе внимание родителей, от которых при случае он получал жесткое воспитание. В основном родителям было не до него, с утра до вечера они работали – отец водил автобус, а мать трудилась в местной типографии, вместе они содержали дом, сад и огород, растили еще двух его сестер, все оставшееся внимание отдавая младшей из них. Нельзя сказать, что парень совсем рос без внимания, за ним следили, и за его окружением, и за тем, чтобы он не рос хулиганом, заставляли помогать по хозяйству и заботиться о младшей сестре.
Ему было четырнадцать лет. Приехавший из соседнего городка и не имеющий никого из родственников и знакомых в этом городе, Шура был поселен в заводском общежитии и после окончания училища попал на постоянную работу в цех, в котором проходил практику все три года обучения. Кто-то из старших взял его за руку и после работы привел в секцию фехтования. Все произошло также не по его инициативе, но идея с занятиями ему понравилась, и он начал ходить на тренировки. Наматывая круги между училищем, заводом, общежитием и спортивным залом, он знакомился с разными людьми, но ни с кем из них у него не завязывались приятельские отношения. В общежитии были мужики гораздо старше его, каждый из них имел какой-то жизненный опыт, рабочую квалификацию, свои пристрастия, взгляды, отношения с противоположным полом и отношения с алкоголем, как с непосредственной частью жизни. Он не задумывался о том, что ему больше нравится, работа или занятия фехтованием, и что нравится помимо того, чем он был занят ежедневно, он действовал в соответствии с установками: надо, должен, нельзя. Его интересы в то время только начали раскрываться, а так как он рос в условиях дефицита информации, обычном для того времени и места, то интересно было все. Шура начал осознавать, что его привлекает спорт, он легко осваивал владение рапирой и эспадроном, оттачивал приемы боя, ловкость и быстроту. Тренер его хвалил, уделял немало внимания, и он увлекался все сильнее и сильнее. Парней, которые тренировались в группе, он воспринимал не как приятелей, а как противников по спортивному поединку. В основном они были такими же «зелеными», как и он, но физически слабее и с меньшим потенциалом для занятий спортом, многие из них – с небольшим желанием улучшать свои достижения. Шура был лучшим, его грело это осознание, его уверенность в своих силах уже показывала определенный рост. И девчонки, иногда заходящие поглазеть на тренировки, не отрывали от него глаз.
Отношения с девушками вызывали в нем множество вопросов. Он очень стеснялся, когда какая-то девушка или молодая женщина проявляла к нему интерес или просто обращалась с вопросом, а если она была еще и красивая, то для него такая встреча оказывалась полной засадой, он не знал, куда себя деть, не знал, какие слова сказать, чтобы зацепить ее внимание, и что ответить, чтобы не показаться глупым или грубым, но никогда при этом не сбегал, просто выжидал ответных действий, хотя бы и на его молчание. Шура краснел, бледнел, бубнил, запинался и каждый раз боялся показаться смешным. По реакциям девушек и их улыбкам он понимал, что так оно и было. На знойного парня, от которого девки млеют, он не тянул… Но очень этого хотел. Он хотел набраться уверенности, опыта и непринужденности, всех тех качеств, которые притягивают женщин.
Он прислушивался к чужим разговорам о работе, о деньгах, о женщинах и всяком разном, все было новым для него, более взрослым, более насыщенным на события, чем происходили в его родном городке. Он был похож на страуса, глупого и облезлого, только вылупившегося из яйца, с интересом и боязнью рассматривающего окружающий мир. О сравнении себя с малышом страуса Шура подумал значительно позже, когда своими глазами увидел, как выглядят только что вылупившиеся птенцы, и уловил в них что-то родное и знакомое. В его провинциальном городе никаких птенцов страусов никогда не было, сравнить себя можно было только с самым близким другом детства, также зависимым от разного рода обстоятельств и людей. Но Шура сам себя так видел – непрезентабельным, несерьезным, неопытным, сомневающимся во всем, не способным ориентироваться во взрослой жизни.
Пока он учился и работал на заводе, то замечал, не придавая тому большого значения, что находится под неким контролем со стороны старших, и позднее узнал, что так оно и было, за ним наблюдали, и он участвовал в строгом отборе. Отбор проводился по совокупности определенных личных и внешних данных, состояния здоровья и физической подготовки. В итоге, вскоре он был призван в армию и попал в элитный полк.
Армия
Армия – это то, что ему заменило родной дом, родителей, родственников, друзей на долгие годы. Как и каждому новобранцу, поначалу было трудно притерпеться к совершенно другому порядку, распорядку дня, к отношениям командир-солдат, казарме, сапогам и портянкам, внезапным ночным сборам по тревоге, изнурительным физическим нагрузкам. Постоянно хотелось есть и спать. Постоянно хотелось домой. В самом начале он бы даже согласился отправиться назад на завод, хотя, покинув то место, никогда не сожалел об этом. Год муштры, жесточайшей дисциплины, ежедневной военной, строевой и физической подготовки привел к тому, что он освоился и привык. И хотя второй год службы – также настоящий экзамен на выносливость, с первым его было не сравнить по интенсивности и разнородности испытаний, выпадающих одно за другим, второй год оказался заметно проще. Армейская служба изменила его восприятие мира, включила сознание, стала важной ступенью в обучении и познании.
Под конец двухлетней службы Шура стал задумываться о своих дальнейших действиях и достаточно быстро принял предложение делать карьеру на военной службе. Для него это означало переезд и работу в силовой структуре.
Москва
Попав в столицу, он уже не хотел возвращаться ни в свой родной город, ни тем более на завод. Та, прошлая жизнь представлялась ему как какое-то скучное вступление во что-то новое.
Местом проживания Шуры стало общежитие для военнослужащих. Долгое время он адаптировался и привыкал к новому формату жизни, новой работе, новым людям, привыкал к жизни в столице, к устройству этого города и его особенностям. Он продолжал заниматься спортом, много времени проводя в спортивных залах, осваивая борьбу.
Работа, спорт, люди постоянно вносили и значительные изменения, и мелкие поправки, и штрихи в его осознание устройства жизни, в его устремления, в манеры поведения и речи. Шура понимал, что тот заводской паренек ему не так уж и нравится, он не хотел вспоминать себя прежнего и всегда находил, с кого брать пример, чтобы максимально дистанцироваться от прошлого образа. Встречая Шуру раз в год, родители, сестры, многочисленные родственники и друзья, все в один голос говорили о том, что столичная жизнь заметно меняет его. Прибыв в Москву, свое домашнее имя Шура он заменил на Сашу, более близкие приятели стали называть его Саней.
Спустя год стало заметно, что жизнь в общаге не стоит на месте и ребята, с которыми Саня начинал обустраивать свою жизнь, начали разъезжаться кто куда. Кто-то закончил обучение и вернулся домой, кому-то просто не зашла жизнь в столице, и они переводились на службу поближе к родным местам, некоторые женились на москвичках и обосновались здесь навсегда. Что касается Сани, то он уже знал, что будет жить в Москве.
Поначалу девушек у него не было, все время он пропадал на работе, привыкая к новым обязанностям и новому ритму. Ему было не до того, чтобы знакомиться с кем-то и уж тем более встречаться, хотя на улицах было немало красоток, и иногда он сворачивал шею, не успевая всех разглядеть. Он уже знал, что свист при виде красивой девчонки и громкие возгласы, или еще более откровенные действия в ее сторону выдают гопника или провинциала, к которым он не желал иметь никакого отношения, но иногда это все-таки лезло из него. Но вести себя здесь таким образом было не принято, особенно среди той прослойки, к которой он захотел примкнуть. Это желание формировалось постепенно, методом исключения, и сначала – на интуитивном уровне. К тому времени он уже видел разницу между простыми деревенскими девахами, обычными провинциалками, и московскими молодыми особами из интеллигентных семей – это и была его целевая группа. Хотя с девчонками из своих нецелевых групп он чувствовал себя привычнее и свободнее, гораздо свободнее.
Саня уже полностью адаптировался к Москве, время от времени знакомился и встречался, но ничего серьезного не получалось. Он видел в кино и слышал о том, что у людей случается любовь, но пока не чувствовал ничего такого ни к кому, что мог бы назвать любовью. Иногда Саня с приятелями собирались компаниями у кого-то дома, под праздники или выходные, закупали еду, алкоголь и там же знакомились с новыми девушками. Один раз он приехал вместе с кем-то на окраину Москвы, что-то отметить, но это было и поводом познакомить его с хозяйской дочкой, и он об этом знал. Было много народа, еды и выпивки, много разных молодых девчонок, пришедших на охоту за молодыми неженатыми военными. Хозяйская дочка на него впечатления не произвела, а вот ее мама… После того вечера он еще несколько раз встречался с этой мамой, но все быстро закончилось – дочка ему была неинтересна, а для разведенной мамы Саня был уж очень молод, не обтесан и не в нужном чине, и она переключилась на кого-то более ей подходящего.
Да, Саня знакомился со многими девушками, чтобы встретить такую, на которой бы он женился. Другого способа стать полноценным москвичом не было. Наблюдая за своими приятелями и за тем, как быстро они принимали решение жениться, он уже не хотел надолго задерживаться в общежитии, хотя и не представлял себе, как будет жить с кем-то, и как строить отношения с новыми родственниками. Он отмахивался от этих мыслей и разговоров, однажды посчитав, что вряд ли это будет сложнее, чем первый год в армии. Он тогда ничего еще не знал про отношения, особенно между людьми из разных социальных слоев. В голове у него засела фраза своей матери о том, что «все люди одинаковые», но тогда давно он не знал, о чем спросить, а она ничего не объяснила. Он не видел одинаковости в людях и не понимал, в чем она заключается, но для него, раз его мама сказала, значит, она больше об этом знала. Пока еще он пользовался родительскими установками, понимая их буквально, и не ставил под сомнение родительские слова, хотя уже был близок к этому.
По роду своей службы Сане приходилось взаимодействовать со многими людьми. Так, однажды он познакомился с Натальей Леонидовной, примерно возраста его матери и, как он позже узнал, руководившей кафедрой. Он не встречал таких женщин раньше, она была красива, ухожена, очень спокойна, очень вежлива, пользовалась уважением коллег, и она водила машину. При ее приближении Саня робел, иногда она заговаривала с ним, и тогда он совсем терялся. Она спрашивала, как дела, как ему нравится работа, где он живет, чем увлекается. Он рассказал ей, что занимается борьбой в свободное время, и она похвалила его. В один из дней, проходя мимо, она задержалась взглядом на нем, остановилась, заговорила, и пригласила в субботу на обед к себе домой, сказав, что муж и дочь будут рады с ним познакомиться. Он растерялся от неожиданности, замолчал, не зная, что сказать, потом вспомнил, что нужно что-то ответить, поблагодарил за приглашение и сказал, что не опоздает к назначенному времени.
В пятницу вечером Саня начал беспокоиться о том, нужно ли что-то с собой принести, цветы или конфеты, или все вместе. Посоветовавшись с соседями в общежитии, он решил, что конфеты не помешают. Надо было еще решить, в чем пойти. Он заглянул в шкаф, с вещами было не густо, выбирать было не из чего, поэтому на этот счет он быстро успокоился.
Он купил «Наполеон», слоеный торт, мечту из его детства. Доехал на метро до нужной остановки, потом прошел пешком. До того времени, как Саня переступил порог их квартиры, он никогда не был в таких домах, и долгое время после – тоже. У них было пять огромных комнат, среди которых кабинет с библиотекой. Глава семейства показал Сане какие-то книги, спросил, что он читает, где учится, и на этом их беседу прервала вошедшая в кабинет Наталья Леонидовна. Подведя Саню к окну, она обратила внимание на вид города с высоты, переключив разговор на другие темы. Профессор отшутился словами из детского стихотворения: «А из нашего окна площадь Красная видна!» Вскоре вернулась из института их дочь, и молодых людей представили друг другу. Саня был уже так напуган новым знакомством и осмотром книг в библиотеке, что сначала совсем не разглядел девушку. Хозяйка дома пригласила всех за стол. Стол был накрыт так, как в праздник, для обеда достали красивый и, по-видимому, дорогой сервиз. Перед каждым было поставлено несколько тарелок, одна в другой, и непонятное для Сани количество столовых приборов, одних вилок у него было три штуки. Глядя на это все, первая его мысль была – «как в кино», и вторая – «как я с этим справлюсь». Дочку звали, кажется, Таней. Она не была похожа на свою мать, впрочем, и на отца тоже – нет. Она не пошла по стопам отца, доктора филологии, и матери, преподавателя английского. Таня училась в медицинском и собиралась стать врачом-дерматологом. За столом Наталья Леонидовна делилась своими институтскими воспоминаниями, потом вкратце говорила о муже и их знакомстве друг с другом, в это время он вставлял короткие фразы, улыбался жене и кивал головой. Разговор в основном вела Наталья Леонидовна, и общая беседа довольно быстро переключилась на молодое поколение и выбор жизненного пути. Профессор сказал несколько слов о том, что перед молодежью много возможностей, и их просто надо увидеть, и еще о том, что прямых и простых жизненных дорог не бывает. В целом все выглядело дружелюбно, Саня старался не сталкиваться взглядами с Таниным отцом и почти совсем не смотрел на Таню, боясь покраснеть. Саня уже почти забыл, что, встречая Наталью Леонидовну на работе, слегка побаивался ее. Она была центром этого красивого дома, ее муж был очень внимателен к ней, к дочери и к Сане. Позже Саня немного расслабился, не без помощи Натальи Леонидовны, и рассказал о своих корнях, заводе и армии. Он пару раз случайно столкнулся глазами с Таней и понял, что она, как и ее отец, внимательно слушает его и разглядывает. Под конец обеда подали торт, который принес Саня, и новые столовые приборы, в этот раз меньшего размера. На самом деле, он все время находился в напряжении, опасался, что принесут еще какую-нибудь вилку или ложку, о применении которых он не знал. Он стал бояться вопросов об учебе, потому что не находил ответов, и в эти моменты его выручала Наталья Леонидовна. Он не смог поддержать беседу хозяев дома о книгах и литературе и с перепугу съел еще один кусок торта. За все время Таня, участвуя в разговоре, ни разу не обратилась к гостю. Пробегая глазами из стороны в сторону, Сане все-таки удалось ее рассмотреть. В ней не было красоты матери, но и некрасивой ее нельзя было назвать. Он видел, что вниманием родителей она никогда не была обделена, но ему не показалось, что она капризна. И у нее был легкий и приятный смех, совсем не такой, как у девчонок, которых он встречал на разного рода вечеринках, те старались привлечь к себе взгляды и хохотали от души, но, возможно и потому, что без спиртного эти вечеринки не проходили, а пара бокалов вина для девушки и пара рюмок водки для Сани способствовали расслаблению и сближению. Разглядывая противоположный пол, Саня в основном останавливался взглядом на высоких, крупных, но не полных женщинах. Таня была среднего роста, и смотря на нее, он вдруг подумал, что ей можно немного похудеть, но толстой или полной она не была. Она не вписывалась в тот его формат, который просто можно было описать двумя словами – «веселая и поет», он не мог представить ее в компании своих знакомых и не понимал, как с ней себя вести. Он бы никогда не обратил на нее внимания сам.
Обед закончился. Саня произнес подготовленные слова благодарности за приглашение, за гостеприимство, добавил несколько слов для хозяев о том, какой у них уютный дом и красивый вид из окон. Эта его речь удалась лучше всего, он обрадовался про себя, что получилось неплохо выкрутиться из сложной и некомфортной для него ситуации. Также он добавил, что вечером нужно минимум на пятикилометровую пробежку, и засобирался уходить. На прощание Наталья Леонидовна сказала: «Увидимся на работе», ее муж-профессор потряс руку Сане и предложил заходить еще, чтобы, например, сыграть в шахматы, Таня на слова отца кивнула и сказала в подтверждение: «Да».
Пока Саня шел обратно к метро, его испуг постепенно улетучивался, и в общежитие он приехал уже в обычном своем средневзвешенном состоянии.
Соседи по комнате и одновременно приятели Сани поздно вечером начали расспрашивать о том, как все прошло, какая была девушка, понравилась ли она и что он собирается делать дальше. Саня ответил, что все прошло нормально, но девушка не подходит, потому что ему нравятся совсем другие, и она полная. Он так ответил, чтобы соседи отстали с вопросами, потому что не мог сказать, что в этот дом он не сможет зайти еще раз, потому что увидел несоответствие по всем возможным пунктам, которые только могли быть. Несмотря на радушный прием, Саня понял, что это он не подходит всем им, их дому и их дочери. Это у Сани не хватает воспитания, образования, он не прочел столько книг, сколько эти люди могли бы посчитать за минимум. Саня не строит планов в своем обучении, потому что не знает, что он хотел бы изучать так глубоко, как изучает их дочь, и у него даже нет внутренней потребности учиться, а сейчас он просто зарабатывает на жизнь. И он не подходит им, потому что все его интересы – это борьба, которой он занимается, это новые приемы и победы в поединках. Да, ему нравится побеждать в драке, и если он им сможет когда-нибудь сказать об этом, то не уверен, что найдет понимание, потому что у этих людей ориентиры в жизни – образование и развитие интеллекта, а Сане до этого как до Луны. Кроме того, образование пугало его тем, что для начала придется готовиться к вступительным экзаменам, а вспоминая жалобы учителей на его знание русского языка, он не испытывал желания вновь погружаться в эту тему, осознавая невозможность достижения нужного результата. Используя более позднюю относительно того времени терминологию, у него была дисграфия – проблемы с грамматикой, с письменным изложением мыслей, отличающимся от устного, и неспособность все это преодолеть. Конечно, такой четкий вывод он бы сформулировать в то время не мог, но именно это он понял про себя. Он так хорошо запомнил этот свой визит в высотный дом, потому что именно после этой встречи он осознал противоречие между тем, на что замахнулся, и своими возможностями. Он отвязался от дальнейших вопросов соседей по общаге, потому что знал, что сбегает от того шанса, которого ждал, и не мог произнести это вслух. От страха, что не справится с переменами, Саня предпочел более понятное для себя положение вещей. Он сразу осознал, что, попав в эту семью, ему придется отказаться от того, что уже появилось в его жизни, и следовать другим горизонтам, который приняты в этом новом кругу, и придется очень сильно стараться, чтобы оправдать их ожидания, и чтобы показать себя лучшим, а он был совсем не уверен, что сможет, скорее, он понимал, что в этом кругу не сможет выделиться, а быть лучшим из многих для него оказалось очень важным. И ему не хотелось раскрывать свои уязвимые стороны. Жаль, что Сане раньше никто не объяснил суть идиомы «выше головы не прыгнешь» и то, как это состояние преодолеть.