Грабеж и спасение. Российские музеи в годы Второй мировой войны

Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Коринна Кур-Королев, Ульрике Шмигельт-Ритиг, Елена Зубкова при участии Вольфганга Айхведе

ГРАБЕЖ И СПАСЕНИЕ

Российские музеи в годы Второй мировой войны

Новое литературное обозрение

Москва

2024

Corinna Kuhr-Korolev, Ulrike Schmiegelt-Rietig, Elena Zubkova In Zusammenarbeit mit Wolfgang Eichwede

RAUB UND RETTUNG

Russische Museen im Zweiten Weltkrieg

BÖHLAU VERLAG WIEN KÖLN WEIMAR

2019

УДК [069:351.853](091)(47+57)«1941/1945»

ББК 79.13(2)622

Г75

Редактор Т. Вайзер

Коринна Кур-Королев, Ульрике Шмигельт-Ритиг, Елена Зубкова при участии Вольфганга Айхведе

Грабеж и спасение: российские музеи в годы Второй мировой войны / Коринна Кур-Королев, Ульрике Шмигельт-Ритиг, Елена Зубкова при участии Вольфганга Айхведе. – М.: Новое литературное обозрение, 2024. – (Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»).

Принеся с собой миллионы человеческих жертв, Вторая мировая война стала еще и культурной катастрофой: многие музеи были разграблены, церкви разрушены, а произведения искусства и библиотеки погибли в огне или были вывезены в качестве «трофеев». Книга, подготовленная российско-германским коллективом авторов, рассказывает о судьбе культурных ценностей России, утраченных в те годы. В центре исследования «военная история» нескольких музейных комплексов: пригородных дворцов под Санкт-Петербургом – Петергофа, Царского Села, Павловска, Гатчины и древних русских городов Новгорода и Пскова. Какие меры предпринимались для защиты и спасения музейных собраний? Как и кем они были разграблены? Какими путями похищенные произведения искусства шли на Запад? Кто пытался их сохранить под бомбежками, в оккупации и эвакуации? Ответы на эти вопросы авторы ищут там, где истории музеев переплетаются с историями людей – тех, кто спасал музейные ценности, и тех, кто занимался их грабежом. Это история, которая еще не закончилась…

На обложке: Великая Отечественная война 1941–1945 гг. Новгородско-Лужская наступательная операция (14 января – 15 февраля 1944 года) советских войск Волховского фронта против части сил 18-й немецкой армии, осаждавшей Ленинград. Памятник «Тысячелетие России» на территории Новгородского Кремля, разрушенный фашистскими захватчиками.

Фото: Г. Петрусов / РИА Новости

ISBN 978-5-4448-2383-5

© Corinna Kuhr-Korolev, Ulrike Schmiegelt-Rietig, Elena Zubkova, Wolfgang Eichwede, 2019

© К. Левинсон, перевод с немецкого, 2024

© И. Дик, дизайн обложки, 2024

© ООО «Новое литературное обозрение», 2024

ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

Вторая мировая война была войной на уничтожение, стоившей миллионов человеческих жертв. Культура – тоже жертва войны: разграблялись музеи, разрушались церкви, в огне гибли произведения искусства и библиотеки, или они в качестве «военных трофеев» уплывали из страны – в вагонах или солдатских ранцах. О хищениях культурных ценностей в годы войны, невосполнимых утратах и трудном пути возвращения написано немало. Но эта история еще не закончена.

В этой книге мы рассказываем о судьбе культурного наследия России на примере нескольких музейных комплексов – пригородных дворцов под Санкт-Петербургом (Петергоф, Царское Село, Павловск, Гатчина), древних русских городов Новгорода и Пскова. Жанр микроистории дает возможность представить музейные истории «в деталях». Какие меры предпринимались для защиты и спасения музейных собраний? Как и кем они были разграблены? Какими путями похищенные произведения искусства шли на Запад? Кто пытался их сохранить под бомбежками, в оккупации и эвакуации? Так музейные истории переплетаются с историями людей – тех, кто спасал музейные ценности, и тех, кто занимался их грабежом. И хотя поиски утраченного не входили непосредственно в задачи проекта, иногда нам удавалось выйти на след исчезнувших артефактов, однако еще большее их количество до сих пор так и не обнаружено.

Книга является совместным российско-германским проектом. Спустя семь десятилетий после войны, ответственность за которую несла гитлеровская Германия, исследователи из обеих стран несколько лет работали вместе в архивах, изучали сотни публикаций, встречались с родственниками воевавших на русском фронте, пытаясь заполнить лакуны в истории гуманитарной катастрофы, связанной с уничтожением и кражей произведений искусства. Поскольку в центре внимания была история российских музеев, участники проекта постоянно консультировались, находили взаимопонимание и профессиональную поддержку музейных сотрудников и коллег.

В 2012 году в Федеративной Республике Германия по инициативе Фонда культуры земель (Kulturstiftung der Länder) стартовал проект «История российских музеев во Второй мировой войне», который был поддержан Фондом прусского культурного наследия (Stiftung Preußischer Kulturbesitz) в лице его президента проф. д-ра Германа Парцингера и Фондом Фольксваген (Volkswagen Stiftung), взявшим на себя основную часть расходов по финансированию проекта. Организационную поддержку и координацию проекта со стороны Фонда культуры земель осуществляла доктор Бритта Кайзер-Шустер, научным руководителем проекта был профессор доктор Вольфганг Айхведе. Немецкое издание книги вышло в 2019 году.

Мы очень признательны Ирине Прохоровой за готовность опубликовать русское издание книги в издательстве «Новое литературное обозрение», которое она возглавляет. Благодарим также сотрудников НЛО – Татьяну Вайзер, Юлию Бернштейн, Сергея Елагина и Сергея Кокурина – за редактирование рукописи и подготовку ее к печати. Кириллу Левинсону мы обязаны прекрасным профессиональным переводом нашей книги, за что ему отдельное спасибо. Благодарим Фонд Фольксваген за финансовую поддержку русского издания книги.

Вольфганг Айхведе

Коринна Кур-Королев

Ульрике Шмигельт-Ритиг

Елена Зубкова

ВОЙНА И КУЛЬТУРА: НЕЗАВЕРШЕННАЯ ИСТОРИЯ

Вольфганг Айхведе (научный руководитель проекта)

Путешественник, приезжая сегодня в Великий Новгород, любуется Детинцем – Новгородским кремлем с его Софийским собором, восхищается массивной, но гармоничной архитектурой церквей, очевидцев былого богатства средневековой Новгородской республики, и пытается представить себе огромные размеры ее владений, охватывавших когда-то все северорусские земли. А проехав меньше 150 километров от Новгорода на север, он уже бродит по анфиладам Екатерининского дворца в Царском Селе, чувствуя себя одновременно и свободным, и маленьким в просторном, сверкающем золотом тронном зале. Обширные парки Петергофа напоминают о величии державы, осознавшей и представлявшей себя миру империей, и свидетельствуют о великолепии ее прежней власти и могущества. И только фотостенды в вестибюлях или выставочных залах напоминают о том, что три четверти века назад вокруг были одни руины. Через Новгород проходила линия фронта, весь город лежал в развалинах; царские дворцы были порушены артиллерийским огнем, сожжены и заняты солдатами вермахта. Между великим прошлым и столь же впечатляющим настоящим зияет брешь, период пустоты и разорения, о котором посетители узнают, лишь посмотрев на информационный стенд, чтобы тут же вернуться к привычной действительности.

И все же война не забыта. Она по-прежнему присутствует – в жертвах, которые она повлекла, в никем не посчитанных личных страданиях. Культура страны также сильно пострадала. Судьбе культуры во время войны и посвящена эта книга. То, что на первый взгляд кажется сугубо исторической темой, при ближайшем рассмотрении представляется актуальнейшей проблемой. И дело не в невосполнимых потерях, вызванных разрушением и грабежом, а скорее, наоборот, в удивительных находках: по сей день в ФРГ обнаруживаются произведения искусства, долгое время считавшиеся утраченными, которые возвращаются на свое прежнее место. Многие музеи сообщают о том, что к ним до сих пор обращаются люди из Германии и отдают кто вазу, кто статуэтку: их отец или дед был в войну солдатом, воевал под Ленинградом…

В середине 1990‐х годов в рабочую группу Научно-исследовательского центра Восточной Европы в Бремене¹, занимавшуюся судьбой пропавших произведений искусства, позвонила дама преклонных лет, которая сообщила, что ее муж служил в частях вермахта, оккупировавших Царское Село, и в качестве сувениров прислал ей несколько книг XVIII века, явно ценных. Сам он погиб в 1945 году, а она теперь хотела, как она выразилась, перед смертью «привести это дело в порядок». Не могли бы мы помочь ей вернуть эти книги? Там было несколько томов из библиотеки Царскосельского дворца и атлас Северной Европы 1703 года издания из Пскова. Передача книг Екатерининскому дворцу была произведена в частном порядке, но превратилась в торжественную церемонию: весь коллектив музея собрался в одном из парадных залов, чтобы отпраздновать возвращение четырех или пяти экспонатов из тысяч утраченных.

В архиве Министерства иностранных дел ФРГ бременские исследователи обнаружили сведения о том, что Фридрих Вернер фон дер Шуленбург, бывший до 1941 года послом Германии в СССР, в ноябре 1942 года получил «подарок» – более 170 книг, вывезенных из Павловского дворца под Ленинградом. Они были похищены подчиненной МИДу зондеркомандой СС, известной как «Группа Кюнсберга», из знаменитой библиотеки Росси². Первая попытка связаться с семьей не привела ни к чему. В 1997 году документы были опубликованы, и к Шуленбургам еще дважды обращались через родственника-дипломата, – и снова безрезультатно. Только в 2013 году, когда из‐за публикации в газете Süddeutsche Zeitung возникла опасность широкой огласки, 135 томов «вдруг» нашлись в семейной библиотеке в замке Фалькенберг в Верхнем Пфальце³. Благодаря организованному каналу коммуникации под названием «Германо-российский музейный диалог» книги были возвращены в Павловск.

Совсем недавно с автором этих строк связалась одна предпринимательница из-под Мюнстера и сообщила, что среди вещей, унаследованных ею от только что умершего отца, находится икона, которую тот давным-давно получил в подарок от своего брата, воевавшего в составе группы армий «Север». На оборотной стороне иконы, сказала дама, имеются буквы, печати, надписи и цифры, которые необходимо расшифровать. Проблему удалось решить быстро: на иконе стоял инвентарный номер Екатерининского дворца в Царском Селе, и по нему установили, что это – «чудотворная» икона, подаренная брату царя Александра III русскими монахами на Афоне в 1875 году. В 2016 году состоялась волнующая церемония: семья возвратила икону ее законному владельцу – Царскосельскому дворцу-музею.

Безусловно, самым ярким событием стало возвращение мозаичного панно из Янтарной комнаты⁴. В 1756–1757 годах императрица Мария Терезия подарила русской царице Елизавете Петровне четыре флорентийские мозаики, которые были включены в убранство Янтарной комнаты. В 1941 году кто-то из военнослужащих вермахта выломал одно мозаичное панно из стены и присвоил его еще до того, как Янтарную комнату «официально» разобрали и вывезли. В 1997 году сын этого военного попытался (через адвоката) продать унаследованное панно на черном рынке в Бремене. Затея провалилась: местная прокуратура конфисковала мозаику. Однако началась громкая судебная тяжба. Благодаря переговорам с судебными органами Вольного ганзейского города Бремена, с одной стороны, и «выкупу», уплаченному наследникам солдата, с другой, удалось избежать многолетнего судебного процесса и добиться того, чтобы с произведения искусства был снят арест. В апреле 2000 года панно вернулось на родину – его принял лично российский президент. Взамен власти РФ содействовали возвращению в Германию 101 ценного рисунка из собрания бременского музея Кунстхалле: в конце войны эти рисунки хранились в Бранденбурге, там их нашли советские солдаты и вывезли в СССР, лишь в 1993 году они были переданы германскому посольству в Москве, но разрешения на транспортировку их через границу долго не удавалось получить.

Сенсацией стало и возвращение бесценной псковской иконы Покрова Пресвятой Богородицы. Она фигурировала в выставочном каталоге уже в 1970 году, но Министерство культуры РФ только в 1998 году озаботилось ее поисками. «Нашлась» икона у девяностолетней дамы в Берхтесгадене.

Можно рассказать еще о множестве случаев возвращения произведений искусства. Все такие рассказы включают перипетии военной истории, которые теперь уже зачастую почти невозможно распутать. Если верить рассказам немецких солдат, на оккупированных территориях нередко иконы «приобретались» на процветавшем (хотя формально и запрещенном) черном рынке; священники получали иконы в качестве «благодарности» за крещения; врачам могли заплатить образами или произведениями народного творчества за медицинскую помощь. Кто-то утверждал, что «спасал» исторические фотографии, вазы или акварели «в последнюю минуту из огня» или из «затопленного подвала». Повествования всегда следуют одним и тем же шаблонам. Границы между грабежом, корыстным использованием чужого бедственного положения и незаконной «покупкой» были очень зыбки. Очевидно, однако, что солдаты-оккупанты не осознавали неправомерности своих действий. Сам факт, что и сегодня подобные находки не редкость, подтверждает предположение, что присвоение имущества в частном порядке военнослужащими вермахта было обычным делом в годы войны. На этом фоне люди, которые возвращают награбленное, желая «привести это дело в порядок» или загладить вину за то, что натворили их «отцы» и «деды», пишут новую главу истории.

В то же время эти поступки привлекают внимание к той стороне войны, которая очень медленно осознается немецким обществом, а именно – к хищению немцами произведений искусства на оккупированных территориях Советского Союза⁵. Авторы книги поставили перед собой задачу показать и проанализировать эти массовые хищения на примере музеев пригородов Санкт-Петербурга – Петергофа, Царского Села, Павловска, Гатчины – и городов-музеев Новгорода и Пскова⁶. Но чтобы стали понятны масштабы и значение того, что там происходило, необходимо вначале несколькими штрихами очертить историческую канву.

1. СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В 1918–1945 ГОДАХ

Близость в противоположностях

Вряд ли мы найдем два народа, которые считали бы себя столь близкими, как русские и немцы, и при этом с таким ожесточением сражались и убивали друг друга в двух мировых войнах. Эта связь между близостью и смертью не перестает поражать. С XVIII века философские школы одной страны оказывали влияние на интеллектуальный мир другой. Русская литература нашла свое место в немецкой, и наоборот. Художники двух стран поддерживали друг с другом оживленные контакты. Если на государственном уровне после Наполеоновских войн сначала королевство Пруссия, а затем Германская империя и царская Россия заключали между собой военно-политические союзы, то на социальном уровне с конца XIX века русские революционеры черпали идеи у своих немецких учителей – от Карла Маркса до Карла Каутского. Ленин и его соратники не мыслили мировую революцию без Германии. Но существовал между двумя народами и мощный потенциал обид, национальных предрассудков, который, как показала Первая мировая война, легко мобилизовать, что и привело к гигантским и неконтролируемым последствиям.

Российская революция 1917 года бросила вызов господствующему общественному строю. Хотя изначально она задумывалась как прелюдия к общеевропейским трансформациям и была движима идеей уничтожить весь буржуазный мир, в конечном счете она породила конкуренцию между системами – социалистической и капиталистической, – которая, при всех переменах мировой конъюнктуры, определяла международную политику более трех четвертей века. Вначале Германия была в центре всех ожиданий большевиков. После Брестского мира, навязанного весной 1918 года Центральными державами революционной, но бессильной России, последовавшее уже осенью того же года падение монархии Гогенцоллернов и поражение Германии в Первой мировой войне, казалось, превратили революцию в европейскую. Но это была иллюзия. Надежды Москвы на социалистический переворот в Берлине вскоре развеялись. Однако и молодая советская республика, и столь же молодая веймарская демократия, оказавшиеся в роли жертв, исключенных из миропорядка, закрепленного Версальским договором, или оттесненных им на роли изгоев, оказались зависимыми друг от друга или даже принужденными к тому, чтобы стать партнерами⁷. И это несмотря на то, что их политический строй был весьма различен, а опыт Первой мировой войны еще свеж. С заключением между ними в апреле 1922 года Рапалльского договора, восстановившего дипломатические отношения, начался этап взаимной координации, которая порой приближалась к интимности⁸. Строго засекреченное сотрудничество между рейхсвером и Красной армией стало одним из основных элементов этого нового партнерства. Возродились в 1920‐е годы и экономические связи – Россия всегда представлялась заманчивым рынком, а Германия – источником современных технологий. В то же время через советское посольство на Унтер-ден-Линден, в нарушение дипломатических норм, осуществлялась связь с Коммунистической партией Германии, которая даже после того, как все революционные иллюзии потерпели крах, оставалась важнейшей секцией контролируемого Москвой Коммунистического интернационала. Германо-советские отношения до 1933 года таили в себе взрывоопасный потенциал – они были полны мерцающих контрастов, которые тем не менее складывались в единую картину⁹.

Невозможно представить интеллектуальную жизнь Веймарской республики без старой России и нового Советского Союза. Обе России присутствовали в германском обществе и культуре «золотых двадцатых» во всех своих противоречиях. Великие русские писатели XIX века продолжали влиять на умы, но многих немцев – в том числе тех, кто вовсе не был приверженцем коммунистического мировоззрения, – также завораживали эксперименты строителей нового мира, сообщения о которых поступали из Москвы и Киева, из Ленинграда (Петрограда) и Харькова. Авангард в живописи был бы немыслим без соприкосновения российской и германской художественной среды. Собственно русская эмиграция, представлявшая самые разные политические течения и только в Берлине, в «Шарлоттенграде»¹⁰, насчитывавшая около 300 тысяч человек, не препятствовала, а способствовала взаимному притяжению: Берлин стал местом встречи обеих культур. Вот лишь два примера. На «Первой русской художественной выставке», состоявшейся в германской столице в 1922 году и ставшей легендарной, можно было проследить переход в искусстве от традиции конца XIX века к конструктивизму. А в 1929 году там же прошла большая выставка икон, которая привлекла внимание к древнерусскому искусству. Также постоянно приезжали и уезжали советские музыканты, артисты балета, писатели, ученые и политики. Гости из огромной сопредельной страны были частью берлинского общества. Критика соседствовала с любопытством, неприятие – с восхищением. В то время как издательства оперативно выпускали в немецком переводе русские книжные новинки, крупные газеты и журналы, включая русскоязычные, регулярно сообщали о событиях в Советском Союзе. Путешествия вошли в моду. Таким образом, немецкая общественность знала о кардинальных переменах в экономике, о формировании однопартийного государства и об ограничении пространств свободного мышления в СССР; эта информация неизменно вызывала большой интерес, хотя и производила неоднозначное впечатление на германскую публику.

Сталинский Советский Союз: индустриализация и террор

Безусловно, Страна Советов в первые годы своего существования была страной контрастов¹¹. После Октябрьской революции не оставалось ни малейшего сомнения в том, что большевики устанавливают диктатуру «пролетариата» и по отношению к своим политическим оппонентам никакой терпимости проявлять не собираются. Одним из первых их шагов стало создание тайной полиции в виде Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем. В годы Гражданской войны и «военного коммунизма» революционные утопии и насилие зловеще слились. Создание «нового человека», провозглашенное в революционной эйфории, открыло невиданные прежде творческие возможности для авангарда в литературе и искусстве. Но в это же время тысячи представителей научной интеллигенции подверглись репрессиям и преследованиям на родине или были вынуждены эмигрировать. Начиная с 1921 года потери, понесенные в выигранной Гражданской войне, заставили правительство перейти к стратегии социального компромисса, известной как «новая экономическая политика». Однако НЭП стал полем ожесточенной борьбы за власть внутри Коммунистической партии. Оппозиция, большей частью устраненная, умолкла. С победой Сталина партийная диктатура еще раз перешла в новое качество. Хотя пятилетние планы, введенные с 1929 года, позволили многим гражданам СССР улучшить свое социальное и материальное положение, коллективизация в деревне породила репрессии, смерть, голод и нищету, а на Украине – Голодомор¹². Движение к цели, к индустриализации Советского Союза любой ценой и без какого-либо социального компромисса, сопровождалось государственным террором как против бывшей элиты революционеров, госслужащих, так и против собственных народов. 1937‐й стал годом Большого террора¹³. Сотни тысяч людей были физически ликвидированы или отправлены в лагеря. Пострадали и многие высокопоставленные иностранные коммунистические функционеры, политэмигранты, которые бежали из нацистской Германии в Москву, надеясь найти убежище¹⁴. Роковые последствия для начавшейся вскоре войны имел расстрел ведущих военачальников РККА, включая легендарного маршала Михаила Тухачевского. По разным подсчетам, в 1937 и 1938 годах более 30 тысяч командиров Красной армии было арестовано или уволено со службы и более 60% высшего командного состава, в том числе трое из пяти маршалов, были расстреляны¹⁵. Необузданная воля к власти Сталина игнорировала интересы безопасности страны.

Национал-социалистическая Германия: «раса господ» и «жизненное пространство»

После прихода Гитлера к власти 30 января 1933 года были быстро разгромлены все демократические структуры и установлена национал-социалистическая диктатура. В провозглашенную «народную общность» не включались те, кого определяли как «расово» чуждых, «биологически нездоровых» или как инакомыслящих. Исключая или даже умерщвляя их, народная общность должна была стать внутренне однородной. Во внешней политике нацистское государство стремилось взломать существующий европейский порядок. Целью была этнически «сегрегированная» Европа без евреев, находящаяся под национал-социалистическим господством (в том числе и экономическим)¹⁶.

Тем не менее Гитлер и Сталин нашли общий язык: 23 августа 1939 года эти два диктатора заключили «Договор о ненападении». В это время Третий рейх, планировавший войну, хотел нейтрализовать СССР, а Советский Союз, в свою очередь, был озабочен тем, чтобы не дать себя втянуть в эту войну. Но главное, о чем условились стороны в секретном дополнительном протоколе, – это раздел Польши и стран Прибалтики, благодаря которому в выигрыше оказывались обе договаривающиеся державы. 1 сентября 1939 года в Польшу вторглась Германия, а 17 сентября – Советский Союз. В начале Второй мировой войны Гитлер и Сталин де-факто выступали союзниками, и, подписав 28 сентября дополнительные соглашения, они торжественно скрепили свою новую «дружбу»¹⁷.

Но взаимные заверения были обманчивы. Уже весной 1940 года Гитлер обновил планы нападения на Россию. После победы над Францией его целью стало расширение сырьевой базы Германии и господство над всей Европой, которого он хотел достигнуть раньше, чем в игру вступят Соединенные Штаты с их растущим военным потенциалом. Таким образом, Великобритания, не желавшая заключать с Германией мир, лишилась бы надежды на то, что у нее будут союзники на континенте. Эти аргументы были насквозь имперскими. Гитлер и его окружение ни на секунду не отказывались от планов уничтожения России и «создания в Восточной Европе колониальной империи»¹⁸. Исход «борьбы за гегемонию в мире» решит, считал Гитлер, завоевание «русского пространства»: оно сделает «Европу самым неуязвимым для блокады местом в мире»¹⁹. Одновременно, подчеркивал он, следовало «раз и навсегда» устранить «опасность большевизма»²⁰, для чего необходимо «применение самого жестокого насилия»²¹. Воодушевленное успехами в Западной Европе германское армейское командование выражало убежденность в том, что сумеет повторить «блицкриг»²² и одержать победу в течение трех месяцев. Быстрый успех требовался Германии еще и потому, что она не была готова к длительной войне.

31 июля 1940 года было принято решение о планировании войны, а 18 декабря в рамках «Директивы № 21 – План Барбаросса» был издан приказ о проведении «быстрой кампании», предположительно в мае 1941 года, с целью выхода к Волге. После этого началась лихорадочная подготовка – создание оперативных и хозяйственных штабов «Восток», написание меморандумов, планов и «Руководства по ведению хозяйства на вновь оккупированных восточных территориях». Во всей этой работе под руководством Германа Геринга участвовало большое число министерств, а также Главное управление имперской безопасности²³. Альфреду Розенбергу – рейхсляйтеру НСДАП, а теперь еще и «уполномоченному» и будущему министру, ведающему землями, которые предстояло завоевать, – отводилась особая роль. Известные исследовательские институты тоже с готовностью предоставляли свои знания. Все планы сводились к неограниченной эксплуатации соблазнительных природных богатств России, прежде всего ее сельскохозяйственных и энергетических ресурсов, в том числе и нефтяных месторождений Кавказа. Местному населению готовилась жалкая судьба. В разных версиях генерального плана «Ост», в составлении которого участовал среди прочих Институт аграрных исследований при Берлинском университете, предусматривались вымирание, истребление или депортация 30 миллионов представителей славянских народов с целью обеспечить возможность колонизации завоеванных земель немцами²⁴. Державу «московитов» планировалось «разрушить», ее «еврейско-большевистскую государственную администрацию» уничтожить, а территорию разделить на отдельные, зависимые от Германии государственные образования, или рейхскомиссариаты²⁵.

Вновь и вновь повторяя одни и те же формулировки, Гитлер настраивал вермахт на беспощадную войну: это будет «борьба расы с расой», говорил он; «коммунист» вам «не товарищ ни до, ни после» боя; «мы ведем войну не ради того, чтобы сохранить врага»²⁶. Со стороны Верховного командования сухопутных войск на это не последовало сколько-нибудь серьезных возражений, о чем свидетельствует написанная в апреле 1941 года записка Георга фон Кюхлера, командующего 18‐й армией, участвовавшей потом в боевых действиях именно в том районе, который рассматривается в этой книге. Германию и Россию, писал Кюхлер, в «мировоззренческом и расовом» отношениях разделяет «пропасть». Если Германия хочет «на поколения вперед» устранить опасность, угрожающую ей с Востока, то ее «единственной целью» должно стать «уничтожение европейской России»²⁷. В реальной военной практике решающее значение приобрел известный «приказ о комиссарах», или «Директива по обращению с политическими комиссарами», выпущенная Верховным главнокомандованием вермахта в начале июня 1941 года. Ею предписывалось «немедленно устранять силой оружия»²⁸ комиссаров и «функционеров» советской армии, поскольку они как «инициаторы варварских азиатских методов ведения войны» не подпадают под нормы международного права. «Устранение» должно было производиться «как можно более незаметно, вне зоны боевых действий»²⁹.

Война на уничтожение на Восточном фронте

Рано утром 22 июня 1941 года без объявления войны Германия (а за ней Румыния, Словакия, Финляндия, Венгрия и Италия) атаковала СССР на фронте протяженностью почти 8 тысяч километров. В нападении участвовало более 3,5 миллиона солдат. Эффект внезапности был сокрушительным, и неподготовленная советская армия понесла катастрофические потери. Перед этим в течение нескольких месяцев Сталин игнорировал все предупреждения и данные разведки из Вашингтона и Лондона. Теперь ему понадобилось 10 дней для того, чтобы прийти в себя от потрясения, после чего он обратился к своему народу и провозгласил «Великую Отечественную войну»³⁰. Между тем из‐за плохо организованной обороны вторгшиеся германские войска одерживали победу за победой, захватывали сотни тысяч пленных и завоевывали огромные территории в ходе своего наступления по трем главным направлениям: в северном – на Ленинград, центральном – на Москву и южном – на Украину. Гитлер уже говорил о скорой победе. Не только он ожидал, что осенью будет принимать парад победы в Москве³¹.

Однако решить исход войны в свою пользу Гитлеру не удалось. Начальник германского Генерального штаба Франц Гальдер еще в начале августа отметил в своем дневнике: «колосс-Россия <…> был нами недооценен. К началу войны мы имели против себя 200 дивизий противника. Теперь мы насчитываем уже 360. <…> И даже если мы разобъем дюжину дивизий, тут же появляется новая дюжина»³². Уже в ноябре Гальдер вынужден был признать: «Наши людские и материальные ресурсы подошли к концу»³³. 5 декабря, в трескучий мороз, началось советское контрнаступление под Москвой. Стратегия молниеносной войны провалилась. К концу 1941 года вермахт потерял миллион человек убитыми, что составляло почти треть от первоначальной численности войск, участвовавших во вторжении. Даже при том, что потери советской стороны были выше, восполнить собственные Германия уже не могла. Поражение под Москвой почти с точностью до дня совпало с радикальным изменением глобального баланса сил. После нападения Японии на Перл-Харбор 7 декабря Германия, а 11 декабря Италия объявили войну США. Весь мир был объят огнем.

Действительность войны в Советском Союзе оказалась бесчеловечней, чем предполагалось в планах. В преддверии войны солдат вермахта призывали не щадить врага. Теперь миллионы людей обрекались на голодную смерть. Действовал железный принцип: войска должны кормить себя с оккупированной земли. Потребности местного населения не принимались в расчет. Если поначалу с его стороны не было недостатка в изъявлениях симпатии к немецкой армии, то через несколько месяцев стало ясно, что пришли не освободители от сталинского ига, а захватчики. Жестокая реальность войны соответствовала национал-социалистическому мировоззрению. Несмотря на международные конвенции, больше половины советских военнопленных, попавших в руки к немцам, погибло из‐за недоедания и отсутствия медицинской помощи либо было расстреляно. В ходе произвольно осуществлявшихся карательных операций против настоящих или мнимых партизан казнили десятки тысяч человек³⁴. В Ленинграде, почти полностью окруженном, сотни тысяч людей умерли от голода. Около 3 миллионов человек вывезли в рейх на принудительные работы. Уничтожение еврейского населения, проживавшего в России, Украине, Белоруссии и Прибалтике, происходило не без участия вермахта; ужасающим подтверждением этого стало убийство 30 тысяч киевских евреев в Бабьем Яру 29 и 30 сентября 1941 года³⁵.