bannerbannerbanner
Название книги:

Это моя правда

Автор:
Вера Колочкова
Это моя правда

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

© Dean Drobot, progressman, oksana2010 / Shutterstock.com Используется по лицензии от Shutterstock.com

© Колочкова В., текст, 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

 
Я правду собираю по частицам,
Как каменщик, что строит этажи.
Ищу ее, крупицу за крупицей,
В чужих завалах хитрости и лжи.
 
 
Но как же остро хочется порою,
Устав от лжи бесчувственно-пустой,
Побыть хоть час с открытою душой,
Где, словно луч с хрустальною водою,
Сверкает правда рыбкой золотой!
 
(Эдуард Асадов. «Я правду собираю по частицам…»)

Утро получилось довольно суетливым, как обычно. А если прибавить к этой суетливости плохое настроение Дениса, то можно сказать, оно совсем не задалось. Хотя чему тут удивляться? Привыкнуть пора…

Это поначалу ей странным казалось: как можно проснуться с плохим настроением в таком доме? В такой спальне, где все красиво и уютно устроено? Как можно не выспаться в такой шикарной кровати, наконец? Да если даже не выспаться по каким-то причинам… Ведь стоит после пробуждения выйти на балкон и послушать, как птицы поют, вобрать в себя вкусный свежайший воздух и аромат влажной газонной травы, зажмуриться от солнца, поднимающегося над охристыми сосновыми стволами, и никакой сонливости уже в помине нет! Такая благодать кругом, господи! И так жить хочется, во всю силу жить! Ну как, как Денис всего этого не чувствует, не ощущает, не замечает?

Наверное, он просто привык. С детства. С рождения. Другой жизнью не жил, ему сравнивать не с чем. А ей-то как раз есть…

– Тебе кофе с молоком или со сливками? – спросила заботливо, стараясь не замечать его недовольного лица.

– Да не надо ничего… Ты же прекрасно знаешь, что я по утрам только черный кофе пью!

Наташа только улыбнулась, ничего не ответила. А могла бы ответить, чего уж там! Мол, что это еще за новости относительно черного кофе по утрам? Всегда со сливками пил или с молоком, а сегодня другой вариант на ходу придумал! Еще и глянул с таким возмущением, будто она забыла! Так и нарывается на ее ответное возмущение, да и самой хочется ответить что-нибудь этакое! Мол, я виновата разве, что ты опять не с той ноги встал?

Хотела было сказать, да передумала. Не ссориться же с утра из-за такого пустяка. Тем более она прекрасно понимает, почему у мужа настроения нет. И он понимает, что она понимает. И потому произносит почти жалобно:

– Сегодня опять отец будет зверствовать, я знаю… Так не хочется на работу ехать, если б ты только знала! Делает со мной, что хочет! Мнет в руках, будто я пластилиновый… Даже не спрашивает, хочу я у него работать или нет! А может, я свое дело открыть хочу? Взял бы и дал мне первоначальный капитал, я бы открыл! Но ведь не даст же, я знаю! Ему больше мной командовать нравится, как мальчишкой!

– Но ведь ты его единственный сын, Денис… Его тоже можно понять… Он хочет тебе свое дело передать, больше ведь некому…

– А я? Я этого хочу или нет, а? Почему у меня спросить не удосужится, нужно ли мне его дело? – тут же взъярился Денис, отталкивая от себя тарелку с яичницей. – Я что для него, предмет неодушевленный?

– Ну почему же сразу предмет, да еще неодушевленный… Очень даже одушевленный, ты ж его родной сын! Просто у него характер такой… Твердокаменный. Он никогда своих чувств не демонстрирует. А на самом деле отец очень любит тебя, ты и сам это знаешь!

– Ага, любит. Потому и гоняет в хвост и в гриву… Знаешь, как мне надоело? Да он никого так не гоняет, как меня!

– Он просто хочет, чтобы ты поскорее всему научился, Денис. Чтобы его опорой стал, верным помощником. Ты ведь согласился работать у него на фирме, по другому пути не пошел…

– Интересно, а кто бы мне дал пойти по другому пути, а? Ты хоть сама-то понимаешь, что говоришь? У меня что, был выбор, по-твоему? Я ж тебе объясняю: никогда он мне не позволит своей дорогой идти… Я уже пытался, просил у него денег на свое дело… А он мне в ответ – нецелесообразно, мол! Если есть семейный бизнес, надо им и заниматься! Ну как с ним спорить, а? Он же считает, что всегда и во всем прав…

И опять она не стала ему отвечать, только пожала плечами неопределенно. Да и что тут ответить можно? Мол, выбор всегда есть? Хочешь – иди в семейный бизнес, хочешь – не ходи? Своим путем иди? Если он у тебя есть, конечно, этот свой путь… Ведь нет его, если честно. Денис это сам прекрасно понимал. Да и характер у него слишком мягкий, чтобы продираться самому через тернии к звездам. И покушений даже никаких не предпринимал, чтобы встать на свой путь… Отец сказал – будешь у меня на фирме работать, вот он и работает.

– Он же… Он же все время мной недоволен, представляешь? – продолжил сердито Денис. – Еще и унизить при всех норовит… Посмотрите, говорит, на кого я дело свое оставлю когда-нибудь, гляньте на моего наследничка! Другой бы на его месте землю копытом рыл, за все подряд хватался, во все тонкости свой нос совал! А этот… Посмотрите на него, это же яркий пример того, как на детях природа отдыхает! Знаешь, как мне обидно все это терпеть?

– А ты не терпи… Ты просто работай хорошо, старайся…

– Да что ты в этом понимаешь! Старайся, главное! Я что, не стараюсь, что ли? Как могу, так и стараюсь… А ему все мало, все время у меня какие-то косяки выискивает! Еще и себя в пример приводит… Мол, я в твои годы то, я в твои годы се… Я с нуля в девяностые начинал, мы с твоей матерью на одних макаронах сидели, пока чего-то добились… Я виноват, что сейчас не девяностые, да? Виноват, что они на макаронах сидели?

– А вот сейчас ты совсем, совсем не прав, Денис… Хотя бы элементарное чувство благодарности надо включить, не находишь? У тебя очень хорошие родители, они очень любят тебя, они готовы все для тебя сделать! И отец твой, и мама… Или ты хочешь мажором-бездельником быть, что ли?

– Да кто ж мне это позволит, с ума сошла?

– Ну так я об этом и говорю! Я считаю, что у тебя просто замечательные родители, Денис, тебе с ними очень повезло! А мама у тебя какая, а? Она ж у тебя такая умница, такая красавица! Да такую маму на руках надо носить, между прочим!

Денис замолчал, глянул на нее чуть насмешливо. Даже отодвинулся слегка от стола, будто хотел рассмотреть получше. Потом спросил тихо, почти вкрадчиво:

– Вот не пойму я тебя, Наташка… Вроде мы два года уже вместе живем, а я тебя до конца так и не могу понять… Ты у меня святая, что ль? Или просто придуриваешься?

Наташа подняла брови, глянула с недоумением. Потом переспросила весело:

– Святая, говоришь? Это что, комплимент такой или выражение недовольства? Что-то новенькое для меня, однако…

– Да ничего новенького! Ты же прекрасно понимаешь, о чем я! Вот ты говоришь – хорошие у меня родители, заступаешься за них… Мол, мать мою на руках носить надо… Ты это вполне серьезно говоришь, да? Не придуриваешься?

– Нет… Отчего же я буду придуриваться?

– Да оттого! Мать тебя гнобит, как может, от всей души! Вечно пытается тебя носом в лужу сунуть, как маленького котенка… А ты в ответ всегда улыбаешься только! Всегда всем довольна, слова поперек не скажешь! Одно слово – святая! Будто не замечаешь ничего…

– Отчего же не замечаю? Замечаю. Просто я твою маму прекрасно понимаю, вот и все объяснение моей покладистости. Она же явно другую невестку себе хотела, а я… Я тебе не ровня. Я из другого социального слоя… Вот она и не может смириться, хотя ведет себя вполне даже прилично, на мой взгляд, старается свою досаду так уж явно не демонстрировать. Да ты и сам все прекрасно знаешь, что я тебе объясняю!

– Ну, мне лучше знать, кто мне ровня, а кто не ровня! Уж тут-то я могу сам решать, уж в эту область родители сунуться бы не посмели… Какую жену выбрал, ту и примите! Можете ее не любить, конечно, но принять и уважать обязаны! Потому что это мой выбор!

– Ну вот! А ты говоришь, они с тобой не считаются! Еще как считаются! И вовсе твоя мама меня не гнобит, зря ты так… Мы с ней прекрасно нашли общий язык, я считаю…

– Ладно, понял я тебя, святая защитница! Ишь, заболтала меня, на работу могу опоздать…

– Я заболтала?!

– Ты! Кто же еще? Других святых заступниц у меня нет… Все, я пошел! Спасибо за завтрак! До вечера, Наташка!

– Да, до вечера… Я тебя провожу до машины… – подскочила она из-за стола вслед за ним.

Потом долго еще стояла у раскрытых ворот, глядела вслед отъезжающей машине. Махала рукой. Улыбалась ободряюще. Давай, мол, все будет хорошо у тебя сегодня…

Вернувшись в дом, встала у окна в гостиной, прогнулась в спине, закинула руки за голову – хорошо как, господи… Вид из окна такой, что с ума можно сойти!

Да и не окно это было, а почти стена такая стеклянная. Стоишь, словно в воздухе зависаешь над всей этой красотой. Смешно, но чувствуешь себя как та романтическая героиня Островского, монологом которой мучили еще в школе. Как там она говорила… Отчего, мол, люди не летают, как птицы? Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела…

Хотя, надо отдать должное, стеклянная стена тут ни при чем. Это натура у нее такая – слишком уж романтическая. Как мама всегда говаривала – откуда что взялось, при нашей-то разнесчастной жизни?

Действительно, откуда что взялось? Какая романтика, если не в небе летать приходилось, а на огороде все время вкалывать, чтобы зимой с голоду не умереть? Мама болела все время, на инвалидности была. А пенсия на инвалидности – это ж не пенсия, а слезы жалкие! Вот и приходилось огородом кормиться, иначе не проживешь. И дрова на зиму самой заготавливать, и сено косить для коровы. Никто уже в поселке корову не держал, а они свою Милку обхаживали как родную! От нее ж и молоко, и сметана, и масла сколько-нисколько получалось. Если в магазин за всеми этими удовольствиями ходить, это ж кучу денег надо потратить, а где их взять-то прикажете? Вот и получается: или голодная сиди, или на Милку молись, чтоб от какой болезни не сдохла. Мама даже шутила довольно грустно по этому поводу – интересно, мол, кто из нас быстрее на тот свет отправится, я или Милка? Лучше бы я, конечно… Чтоб тебе, Наташка, до взрослой самостоятельности дожить на масле да на сметане, а потом уж и зарабатывать начнешь… Она сердилась на маму, конечно, хотя и потихоньку. Громко сердиться боялась, чтобы маму не волновать лишний раз, потому что от волнения давление может подняться, а там и до сердечного приступа недалеко. И вообще старалась все делать сама, хваталась за любую работу, которой конца и краю не было. Зимой надо было печку топить и снег со двора большой лопатой сгребать, летом воду на огород таскать из колодца…

 

Вот и рассудите: какая ж тут, к лешему, романтика? Некогда было на горку забраться да восклицать с пафосом – отчего люди не летают, как птицы?

После восьмого класса они с мамой рассудили, что нет ей резону дальше в школе учиться, пора профессию получать. Мама хотела, чтобы она в строительный техникум пошла, потому как профессия эта хлебная и довольно востребованная, и даже у них в поселке можно в строительно-ремонтной конторе устроиться. Но она рассудила по-своему – решила в медучилище пойти. Может, не так хлебно получится, зато в жизни больше пригодится. Потому что за мамой ведь тоже медицинский пригляд нужен… Мало ли как со здоровьем дальше будет? Вдруг совсем плохо? А тут своя медсестра под боком, можно сказать…

Решено – сделано. Поехала в город, поступила в медучилище, закончила его с отличием. По ходу дела новых подруг обрела, Таню и Олю. Они с Таней были приезжими, в общежитии в одной комнате жили, а Оля городской была. Вот у нее дома тусовались все время и сроднились, и мама Олина их полюбила. Правда, пути их потом разошлись… Оля с Таней дальше учиться пошли, в медицинский институт после училища поступили, а она вернулась в родное Бережное, к маме. Устроилась медсестрой в поселковую больничку. Зарплата, правда, маленькая была, но уже хоть что-то… Да плюс мамина пенсия, да плюс огород – жить можно! Правда, корова Милка к тому времени сдохла от старости, но зато теперь можно было за деньги молоко да масло купить, какие проблемы! В общем, жизнь худо-бедно наладилась…

Заправлял больничкой неизменный доктор Петров, добрейшей души человек. Говорят, в молодости ужасным бабником был, детей по всем сторонам света наплодил целую кучу, а потом успокоился, поутих… Как говорила старшая медсестра Ирина Владимировна, поутих естественным образом, согласно подступившему возрасту. Поначалу доктор Петров в Бережном дачу держал, а потом и совсем туда переехал, стал в местной больничке царем и богом – очень уж больные его уважали. Да и весь медперсонал тоже…

Дениса привезли на «Скорой» аккурат в ее дежурство – большая авария случилась на трассе, много тогда народу к ним привезли. Так вот… Этот доктор Петров Дениса, можно сказать, по кусочкам собрал, с того света вытащил. До города его бы точно довезти не успели: большая кровопотеря была. А она доктору ассистировала и тоже старалась изо всех сил. И даже молилась шепотом – так боялась, что парень умрет…

Потом, когда дежурство закончилось, домой не ушла, все сидела возле кровати Дениса. И опять молилась, и по руке его гладила, и на капельницу строго поглядывала: все ли в порядке… А Денис вдруг глаза открыл, улыбнулся! И спросил тихо так, осторожненько:

– Ты кто? Ты ангел, что ли?

– Нет, что вы… Я не ангел, я медсестра…

– Жаль. А я думал, ангел… Такая красивая, и над головой у тебя вроде как нимб светится…

– Да это не нимб! Это солнце за окном садится, наверное! А я аккурат напротив окна сижу…

– Жалко. Так хотел с ангелом познакомиться! А может, ты все же ангел, а?

– Вы… Сейчас не говорите ничего, пожалуйста. Вам нельзя разговаривать. Так доктор сказал.

– Ладно, не буду. Но скажи хоть, как тебя зовут, ангел?

– Наташей меня зовут…

– Наташа… Хорошее имя. А я Денис… Ты не уходи, ладно, Наташа? Кажется, я опять сейчас провалюсь…

– Да, я не уйду! Я останусь! Я рядом буду! Вы спите, Денис… Вам сейчас спать надо… Это хорошо, что вы в себя пришли, но лучше сейчас поспать…

Так они и познакомились. Денис никого к себе не подпускал, только ее. Капризный оказался пациент. Другие медсестры сердились: вот еще какой выискался, надо же! Пора перевязку делать, а он верещит: «Нет, не надо, не хочу, позовите ко мне Наташу!» Только ее руки признавал, сразу успокаивался. Когда она присаживалась рядом, смотрел ей в глаза, улыбался. Даже когда родители за ним приехали, чтобы в городскую больницу забрать, истерику им устроил: «Не поеду, и все! Здесь останусь!» Павел Иванович, отец Дениса, тогда здорово на него рассердился – что за капризы, мол? А мама, Юлия Сергеевна, только плакала, прижав кулаки ко рту, и причитала тихо: «Не пойму, что с сыном творится… Мы ж его лучшим врачам хотим показать…» Доктор Петров тогда ее успокоил: «Не переживайте, вашего сына и здесь прекрасно выходят, поставят на ноги. Тем более он сам так хочет… Интерес у него тут появился, чтобы остаться». Юлия Сергеевна повернулась к нему живенько, спросила испуганно:

– Что еще за интерес такой? Говорите!

– А этот интерес Наташей зовется. Медсестричка это наша, очень, между прочим, симпатичная. Мне кажется, у них тут чувство намечается, уж извините.

– Как еще чувство, о чем вы? – испуганно махнула рукой Юлия Сергеевна.

– Какое, какое… Большое и светлое, во какое! Да вы не переживайте, эта медсестричка просто клад, а не девушка! Красавица, добрейшей души человечек! И умница, и скромница, и рукодельница каких поискать! Так перевязки вашему сыну делает – хоть в медицинских учебниках эту красоту показывай, ей-богу!

– А вы полагаете, в частной больнице, куда мы хотим перевезти сына, ему хуже сделают перевязку?

– Может, и не хуже. Да только не в качестве перевязки тут дело, уважаемая. Как говаривала моя покойная мамаша: «В хорошем пироге та же мучка, да не те ручки…»

– Ой, не понимаю я ваших аллегорий, знаете ли! Лучше вы сами скажите моему сыну, что он должен ехать, очень вас прошу!

– Да не волнуйтесь вы так, мамаша… Я ж объясняю – интерес тут у вашего сына появился, и его от этого интереса уже трудно оторвать, понимаете? А когда интерес есть, уже лечение быстрее пойдет. Это уж я вам по своему опыту говорю, поверьте. Поставим мы его на ноги, не переживайте! Еще лучше прежнего будет!

Однако доводы Петрова мало успокоили Юлию Сергеевну. Снова подступила с уговорами к сыну, да бесполезно: Денис уперся и ни в какую! Пришлось родителям уехать ни с чем…

Потом она все же спросила Дениса, не удержалась:

– Ты почему с родителями не уехал? Они ж хотели тебя забрать…

– А сама не догадываешься, почему?

– Нет…

– Да ладно, все ты знаешь, все понимаешь! Из-за тебя я остался, чего тут гадать… Мне так хорошо с тобой рядом, Наташ! Никогда и ни с кем так хорошо не было. Я даже объяснить этого не могу… Вот ты уходишь, а я только тем и занимаюсь, что жду, когда ты снова ко мне подойдешь. Да я даже думать боюсь о том, что будет, если… Если меня скоро выпишут… Наверное, это и есть любовь, которая настоящая, а? Как думаешь?

– Ой… Я не знаю…

– Смотри-ка, ты и смущаться умеешь… Да чего там, я и сам научился рядом с тобой смущаться как идиот… А я тебе нравлюсь, Наташ? Скажи?

– Да… Да, конечно.

– Тогда… Выходи за меня замуж, а? Мне не хочется с тобой расставаться. Мне хочется, чтобы ты всегда рядом со мной была.

Она так растерялась, что не смогла ничего сразу ответить. Как-то это было уж слишком – сразу замуж! Сидела, улыбалась как дурочка, смотрела на Дениса во все глаза. Показалось, он даже обиделся немного, переспросил настойчиво:

– Так выйдешь? Чего ты молчишь?

– Я… Я не знаю… Как-то это все неожиданно слишком…

– Почему неожиданно? Вполне себе нормально, по-моему. Я понял, что люблю тебя – чего еще? Или я тебе совсем не нравлюсь?

– Ты? Да ты что… Как ты можешь не нравиться? Нет, что ты…

Видимо, Денис услышал в ее голосе что-то для себя очень приятное, улыбнулся довольно. Получалось, что он этой улыбкой с ней согласился – ну да, конечно же… Как он может не нравиться? Такой красавец, такой умница, такой… Даже слов не найти какой!

– Значит, ты согласна? – настойчиво переспросил Денис.

– Да… Да, я согласна. Но все равно как-то уж очень быстро все происходит… Я даже толком не понимаю, как это… Какой замуж…

– Обыкновенный замуж, вот какой! – рассмеялся Денис, наблюдая за ее смятением. – Я скоро встану с кровати, возьму тебя в охапку и увезу к себе. Больше никуда не отпущу! Будешь всегда со мной рядом…

– Ой… А я же не могу никуда отсюда уехать, что ты! У меня мама… Как она без меня одна будет?

– Да нормально, как… Все когда-то уходят от родителей, и ты уйдешь. Я думаю, твоя мама тоже хочет, чтобы ты жила отдельно от нее. Все родители этого хотят, поверь мне… Если они умные, конечно. Мои родители, например, меня еще год назад отселили, чтобы я самостоятельно жил.

– Куда отселили? Выгнали, что ли?

– Ну почему сразу выгнали… Они мне дом купили. Хороший дом, большой… Как оплот моей будущей семьи. Вот мы с тобой и будем этой самой семьей! Сразу будем отдельно от родителей жить! Здорово же, правда?

– Да, здорово… Но как же мама моя… Как я ее оставлю?

– Ну вот, заладила, как да как! Поговори с ней сегодня, сама увидишь, как она обрадуется! Каждая мать хочет удачно свою дочку замуж выдать, поверь мне!

– Да, я поговорю… Сегодня же вечером поговорю…

Наверное, надо было ему сказать всю правду. Что мама болеет, что ей трудно будет одной. Ругала себя, конечно, что не сказала. Испугалась, что если скажет, то Денис передумает и возьмет свое предложение обратно. Или он может подумать, что она ему какие-то условия ставит… Да и вообще… Может, мама еще и не отпустит ее ни в какой замуж! Пристыдит, усовестит! Заплачет горько – чего ты меня бросаешь, мол?

Весь вечер она маялась, не зная, как приступить к этому разговору. И снова ругала себя за нахлынувшую робость: что это с ней происходит вообще? И с Денисом тоже повела себя как деревенщина – не могла более достойно принять его предложение, что ли? Можно ведь было просто сказать – подумаю, мол… Как все порядочные и уважающие себя девушки говорят в подобных ситуациях. А она сидела, опустив очи долу, бормотала что-то невразумительное. Хочу за тебя замуж, да боюсь, что мама не разрешит…

Собралась с духом, вышла во двор, где мама варила яблочное варенье, выпалила скороговоркой:

– Мам, мне сегодня предложение сделали! Ты как к этому относишься, мам? Только честно скажи, пожалуйста…

Мама отмахнула рукой от лица парок, поднимающийся от большого таза с кипящими в сиропе яблоками, уставилась на нее непонимающе:

– Какое такое предложение, Наташка? Объясни толком.

– Да обыкновенное предложение… Руки и сердца…

– Замуж, что ли, позвали?

– Ну да, да!

– И кто ж позвал? Колька Ерофеев, поди?

– Да ну… Какой Колька, мам! Еще чего выдумаешь! Нужен мне этот Колька…

– А кто тогда? Вроде других ухажеров у тебя нет… Это ж Колька по тебе со школы еще убивается.

– А вот и есть, мам…

– Да кто? Не тяни давай, если уж начала!

– Его Денисом зовут, мам… Он у нас в больнице лежит, уж две недели как…

– Этот тот, с дорожной аварии? Которого твой Петров по косточкам собирал?

– Ну да… Он…

– Ну, ты даешь, Натаха! Да он поди подшутил над тобой, а ты и поверила! Тоже мне, невеста нашлась! Он же городской да нахальный, ему пошутить над девкой, как нечего делать!

– Нет, мам, он не пошутил. Он серьезно предложение сделал, мам.

– Да как серьезно-то, как может быть серьезно! Только оклемался и сразу жениться захотел, что ли? Сама ж говоришь, он всего две недели в больничке лежит!

– Ну и что? Он меня любит, мам…

– Да когда ж он успел влюбиться-то, сама подумай!

– Но я же влюбилась… Мне тоже двух недель хватило… Влюбиться можно и за один день, мам. Не в сроке же дело…

– Да не рассказывай мне про любовь, не рассказывай! Я вон тоже когда-то… Влюбилась в твоего отца сразу, наотмашь… Да только что из этого вышло, а? Он как узнал, что я забеременела, так и сбежал сразу, только пятки сверкали! Вот тебе и вся любовь… Растила тебя всю жизнь одна и вырастила на свою голову…

– Мам, ну что ты… Я же знаю, что Денис вполне серьезно мне предложение сделал…

– Да откуда ты знаешь-то, господи?

– Я знаю, мам. Я… Я так чувствую.

– Ага, ага… Чувствуешь, стало быть… А у тебя от этих чувствований уж и головушка закружилась! А ты подумала, как жить-то с ним будешь, а? Он же избалованный, городской… Да и не из простых, это ж ясно! Вон мне Танька соседская сплетничала, что родители вроде к нему на дорогущей машине приезжали… Все из себя такие, фу-ты ну-ты… Правда это иль нет?

 

– Приезжали, мам, да… Забрать в город хотели… И вовсе они не фу-ты, ну-ты, они обыкновенные люди, мам.

– И чего ж он с ними не поехал, интересно?

– Он из-за меня не поехал… Я ж говорю, он влюбился в меня. А я в него…

– Ой, не знаю, Натаха, не знаю, что тебе и сказать… – вздохнула мама, машинально помешивая варенье в тазу. – С одной стороны, мне вроде и радоваться надо, как матери… Мол, за обеспеченного дочка замуж собралась… А с другой – сомневаюсь я, Натаха, шибко сомневаюсь! А вдруг он побалуется этой любовью, наестся ею досыта да выставит тебя восвояси? Да не дай бог, с приплодом? Что мы тогда с тобой делать-то будем, а? Не хочу я тебе своей судьбы, не хочу… Уж на что Колька Ерофеев дурак дураком, а все ж таки свой, местный. Хоть и попивает, да всегда на него управу можно найти. А тут… И не знаю, что и сказать-то тебе…

– Мам, да все будет хорошо! Что я, маленькая, сама не могу решать, с кем мне жить? Не этого я боюсь, мам… Я за тебя больше боюсь… Как ты тут одна без меня справишься?

– Ой, уж вот за меня точно не надо переживать, Натаха! Да какая ж мать будет поперек дочкиному счастью стоять? Нет уж, и разговор даже на этот счет не заводи, не надо… Как решишь, так и поступай, тебе жить. Я уж свой век отжила, помехой тебе быть не хочу и не буду. Выходи замуж за своего Дениса, если так решила. Сколь поживешь, столь и поживешь замужем, как бог даст. Обо мне не думай. Слышишь, что говорю?

– Слышу, мам… Но ведь я тебя все равно не брошу, правда? Я часто приезжать к тебе буду, очень часто… И с огородом помогать, и вообще…

– Ты сама себя сейчас уговариваешь, что ль, не пойму? Не надо, не уговаривай. Если тебе будет хорошо, то и мне жить легче, и не вини себя заранее, поняла?

– Да, мам, поняла… Спасибо тебе, мам…

– А свататься-то придет твой жених? Пусть придет, я хоть гляну на него, что за фрукт.

– Придет, мам. Вот поднимется совсем и придет. Ему пока трудно ходить.

– Понятно… А Петров-то тебя отпустит хоть?

– Да куда ж он денется? Заявление напишу, и отпустит.

– Ну-ну… В больнице-то уж поди все косточки тебе перемыли? Такое событие, надо же…

– Не знаю, мам. Я как-то не замечала…

– Конечно, тебе ж не до этого! Ты ж у нас влюбленная нынче! Странно, что мне еще ни одна сорока на хвосте эту новость не принесла… Матери всегда все последними узнают, ничего не поделаешь!

Как потом оказалось, мама была права. В больнице бурно обсуждали ее роман, молоденькие медсестры пищали от восторженной зависти. Одна из них, Риточка Воронцова, считавшаяся первой местечковой красавицей, даже обиделась на нее, выговаривала почти со слезами:

– Ну что, что он в тебе нашел, Наташка? Ты ж такая… Совсем обыкновенная. Вон, даже не красишься! Да на тебя же взглянешь и мимо пройдешь, тут же забудешь!

– Ну-ну… Осторожнее на поворотах, Воронцова! – строго осадила Риточку старшая медсестра Ирина Владимировна. – Спрячь свою зависть куда подальше, не надо тут… Брызгать ею во все стороны. А Наташа, между прочим, гораздо лучше тебя будет выглядеть, если столько же штукатурки на лицо наляпает! Да только ей это вовсе ни к чему…

– Да прям лучше… Она же старше меня на пять лет! – осторожно парировала Риточка, сердито взглянув на Ирину Владимировну.

– Ну и что, если она старше? Это ведь об одном только говорит… Что ей замуж пора, вот и все. А тебе, соплюхе, до замужества еще дорасти надо, поумнеть надо, глупости всякие из головы выбросить!

– Да как рано, как рано? Мне уже двадцать исполнилось! Это Наташке двадцать пять уже! Мне-то как раз нормально замуж, а ей поздно! Кто сейчас на таких старушек смотрит? Она уже… Она же… Анфаклб, можно сказать!

– Кто она, не поняла? – Вздернула брови вверх Ирина Владимировна.

– Ну, не поняли, так и не надо… Вы ж блогеров не читаете, вам не понять.

– Да, мне читать всякую ерунду некогда, я и тебе не советую!

– А это вовсе не ерунда, Ирина Владимировна! Это новые реалии, понимаете?

– Нет, не понимаю… Значит, согласно твоим новым реалиям, в двадцать пять уже на пенсию пора отправляться?

– Да, вы действительно не понимаете, что ж вам объяснять… А вот Наташка меня поняла. Правда, Наташ?

Ну что она могла на это возразить бедной Риточке? Тоже чем-то подобным ответить? Или пристыдить: как тебе не стыдно так нехорошо выражаться? Да ну… Не стоит. Лучше просто улыбнуться да мимо пройти, вздохнуть сочувствующе – ничего, мол, Риточка, будет и на твоей улице праздник. Если, конечно, не утонешь заранее в собственной зависти.

Хотя с другой стороны… Риточкина зависть была ей даже приятна. Как-то поднимала эта зависть ее в собственных глазах, придавала уверенности. Казалось, даже походка у нее изменилась, и осанка другая стала, и разворот плеч… И доктор Петров это заметил, отвесил комплимент:

– Хорошеешь на глазах, Натаха! Прямо глаз на тебя радуется, любо-дорого смотреть, хоть картину с тебя пиши! Вот что любовь с девушкой делает, а? Слышал, этот парень уже и замуж тебя позвал… Правда или наши девки сочиняют по ходу дела? Сериалов, поди, по телевизору насмотрелись? Про медиков сейчас модно сериалы снимать!

– Нет, Дмитрий Алексеевич, не сочиняют… Он и правда мне предложение сделал. Причем так неожиданно, что я растерялась даже…

– Понятно… И что ты ему ответила? Неужто согласилась?

– Ну да… А что, не надо было, по-вашему?

– Да отчего ж не надо… Тебе решать, это тебе предложение сделали, а не мне. Хотя и жалко тебя с ним отпускать, конечно… Он ведь у нас в Бережном не останется, ясное дело?

– Нет, не останется… У него в городе свой дом есть. Сказал, мы там будем жить.

– Свой дом, говоришь? Хм… Ну что ж, это хорошо. В достатке, стало быть, дальше твоя жизнь пойдет, Натаха. Видел я его родителей, респектабельные такие, да…

– Вы так говорите сейчас, будто сомневаетесь в чем, Дмитрий Алексеевич… Голос у вас такой… Грустный маленько. Если и впрямь сомневаетесь, скажите мне, пожалуйста. Может, я не понимаю чего-то, не вижу? Или, может, вам Денис не нравится, а?

– Ну, нравится, не нравится… Это уж не моя епархия, извини. Лишь бы тебе нравился, это главное. Хотя…

– Что, Дмитрий Алексеевич? Вы говорите, я слушаю…

– А давай-ка мы с тобой чайку выпьем, а? Что мы тут, в коридоре… Пойдем ко мне в кабинет, у меня и конфеты вкусные есть… Попьем чайку, поговорим, подумаем, что да как…

– Пойдемте, Дмитрий Алексеевич. Я с удовольствием послушаю, что вы скажете… – задумчиво согласилась она, чувствуя, как холодный ветерок пробежал по солнечному сплетению. Уж больно голос у доктора Петрова был настороженный. Будто он заранее готовил ее к тому, что разговор их получится не очень приятным.

В кабинете он шустро организовал чай, вытащил из ящика стола коробку шоколадных конфет и пузатую бутылку темного стекла. Спросил коротко:

– Коньяк будешь?

– Нет, что вы… Я ж совсем не пью.

– Да знаю, знаю… Я ж так спросил, для приличия. А я выпью немного… Не возражаешь?

– Нет, не возражаю.

– И правильно… Моя-то жена Аннушка шибко в последнее время против коньяка настроена, якобы за здоровье мое боится. Я ей объясняю, что сосуды расширить надо, а она одно свое… Говорит, в меня столько коньяка за всю жизнь влито, он уже в состав крови вошел, так что сосуды как-нибудь перебьются.

– Да, Дмитрий Алексеевич. Ваша жена вас очень любит, это все в больнице знают.

– А я разве спорю? Любит, конечно. И я ее люблю. Хоть и попил ее кровушки изрядно в свое время… Да не об этом сейчас речь. Мы вроде о твоем женихе говорить хотели. Ты пей чай-то, пей, остынет же. И конфетку вон возьми…

Дмитрий Алексеевич налил в стакан изрядную порцию коньяка, выпил одним долгим глотком, выдохнул, закрыв глаза и прижав сухое запястье к носу. Потом встряхнулся весь, подобрался, заговорил медленно:

– Знаешь, я сейчас вспомнил… У Пушкина повестушка одна такая есть, «Станционный смотритель» называется. Хорошая такая повестушка, философская…

– Я знаю, Дмитрий Алексеевич. Мы в школе проходили. Я очень хорошо сюжет этой повести помню…

– Помнишь, говоришь? Ну ладно… Это замечательно, что помнишь. Да только помнить сюжет – это одно, а выводы какие-то для себя сделать – это другое… Повестушка-то эта как раз про тебя, Наташенька. Вспомни-ка, о чем там…

– Ну… Там дочка этого станционного смотрителя… Дуня, кажется? Она влюбилась в заезжего офицера… Он болел, что ли… Остановился у них с отцом на станции… А потом она с ним сбежала… Отец очень переживал, что офицер ее увез… Но почему эта повесть про меня, Дмитрий Алексеевич? Почему вы так сказали? Вы думаете, я маму свою бросаю, да? Она болеет, а я уезжаю и ее бросаю?


Издательство:
Эксмо
Книги этой серии: