Непонятое чудовище

Хлипкий фургончик дребезжал на скорости, и его пустой прицеп мотало из стороны в сторону от сильного бесовского ветра. Цепи, словно змеи, увертывались под откос, примыкая то к одному боку, то к другому. Резко затормозив, Захар быстрыми шагами стал взбираться на холм. Огромные ворота, похожие на рамы, широко раскинулись по сторонам, разинув темную пасть. Обессиленные от ветра, они не могли сомкнуться и бились о деревянный каркас коровника. Воздушные потоки свободно циркулировали, швыряя пыль сухой соломы, предзнаменуя секунды до начала. В небе громыхнуло, и дождь хлынул залпом. Вспышка молнии мелькнула, запечатлев быстрый кадр непонятной фигуры в темноте. От испуга Захар не мешкая принялся разбираться со щитком. Не обнаружив неисправности, обратился к лампе, висевшей под потолком. Под ногами раздался треск, и он понял – лампа разбита. Вывернув лопнувший осколок, ввинтил новую, что тут же явила картину происходящего. В тусклом свете лежало тело человека. Одна рука поддернута вверх в свободном положении, вторая подле его лица, как если бы он спал на боку, отвернувшись к подушке. Захар не спеша подошел.

– Мужчина, вы в порядке? – произнес он с волнением в голосе. Захар решился и чуть коснулся его плеча в надежде растормошить, но тело не отозвалось на любезный жест, более того, от него исходило холодное равнодушие. В ту же минуту Захар позвонил в полицию. Следственно-оперативная группа прибыла на место через час. Все это время Захар чувствовал, будто прикован к покойнику и не может его оставить. Дождь усилился, словно вымещал злость, обрушивая все более мощные порывы ветра, словно мстил всем своим недоброжелателям. Добираться до коровника по скользкому склону вверх пришлось какое-то время. Подъем оказался не из легких. Тяжелая женщина-криминалист Анфиса усиленно дышала, словно перед собой толкала вагонетку по ржавым рельсам, и при этом недовольно ворчала, обвиняя себя в дополнительных дежурствах, что порой оборачивались полным кошмаром, как этот. Аристарх плелся позади, мешкая, держа в одной руке небольшой чемодан, что якорем тянул его назад. Его щуплое тельце, как полотнище, трепыхалось в сопротивлении двух стихий. Ему приходилось с нажимом упираться о стену дождя и ветра, от этого он приостанавливался и лишь в паузе природной борьбы проскакивал в воздушные коридоры.

– А где кинологи? – возмутилась Анфиса, оборачиваясь на Аристарха.

– Так льет как из ведра, Анфиса Павловна, какие кинологи? Собаки разве что вплавь пойдут! – донесся незрелый голос Аристарха сквозь захлестнувший шум дождя.

Под ногами почва сильно размякла, и Аристарх уже почти ползком, хватаясь за длинные сухие кустарники, карабкался, словно восходил на непреодолимую вершину скалы с опасением, что вот-вот тонкий стебель не выдержит и он сорвется.

– Ничего уже не найдут: ни следов шин, ни запаха преступления, все смыло, – добавил он с тяжелым придыханием, выискивая взглядом прочные верхушки растений, за которые можно было ухватиться. Он даже приноровился и следовал определенному ритму, что теперь позволяло ему двигаться быстрее.

– Значит, собаки не могут работать в таких условиях, а я – так пожалуйста?

– Так вы, Анфиса Павловна, сами вызвались помогать, а теперь… – он дошел слишком быстро и столкнулся с ее неодобрительным взглядом вплотную, который виднелся из-под края капюшона дождевика, словно она хотела на него наброситься, как бык, увидевший красную тряпку перед собой. Аристарх от растерянности забылся, и тонкий прутик легко высвободился из его слабых рук. Он сорвался и скользнул вниз. Следующая попытка восхождения увенчалась успехом.

К тому времени как Анфиса достигла вершины, она задыхалась, как толстуха, которая только что отплясала пару партий кадрили, и вспотела так, что пот катился ручьем по ее спине. Внутри их дожидался Захар. Увидев женщину, он нервно дрогнул.

– Что тут у нас? – Анфиса потрепала себя за грудки, пытаясь остудить свое вспотевшее тело. Она провела рукой по шее, подбирая мелкие прилипшие волосы к каштановому пучку на макушке головы в надежде освежиться. – Боже, в этом плаще как в парнике! – дыхание ее все еще звучало прерывисто. Она принялась стягивать с себя дождевик, неуклюже ворочаясь в боках, и, кажется, ей никто не мог помешать делать это неторопливо. Изредка она бросала косящийся взгляд на Захара, словно испытывала его терпение.

– Извините, я не знал, что делать, и поэтому вызвал полицию, – обратился к Анфисе взволнованный Захар.

– Ну и правильно сделали, – она подошла к обездвиженному телу и присела на корточки. Ее ноги пережало эластичными черными брюками, и они словно распухли в размерах, став еще больше. Достав перчатки все в той же неспешной манере, с трудом натянула их на влажные руки. – Пульса нет, все верно – он мертв, значит, вы не ошиблись в выборе звонка. Я надеюсь, вы его не трогали? – она вскинула взгляд на Захара, полный недоверия.

– Только чуть за плечо, хотел убедиться, живой ли он, – Захар сухо сглотнул, полагая, что теперь его ждут неприятности.

Он стал, заикаясь, рассказывать то, что уже несколько раз прокручивал у себя в голове, но в мыслях все выходило куда проще.

– Я увидел, что свет не горит, а я всегда оставляю и смотрю из окна. Мой дом как раз выходит на холм. Да и вообще люди видят и не суются, мол, значит, кто-то есть, только те лезут, кто знает, что точно нет никого, а тут туча, и я смотрел еще бдительней, чтоб, не дай бог, проводку не оборвало, глянул – и впрямь не горит свет. Подумал сначала, что молодежь дебоширит – они-то бывают тут завсегда. Им-то что светит, что не светит – место лишь бы найти уединенное. Решил узнать, в чем дело. Ну так я поехал посмотреть, а темень, ничего не видать, я подсветил, после смотрю – лампа лопнувшая, ну я сменил ее, а тут он на проходе лежит, – Захар боязливо покосился в сторону покойника.

– Значит, вы сменили лампочку?

– Да, – ответил он быстро и кивнул подтверждающе.

Анфиса перевела взгляд выше на плафон, что висел посередине коровника. Труп лежал в конце на проходе, у последнего стойла слева.

– А щиток у вас где? – она бегло поискала глазами, словно гонялась за невидимым образом, который скрывался от ее внимания.

Захар указал в начало к выходу. Они вместе проследовали до места. На стене среди прочего инвентаря висела небольшая железная коробка.

– А сама лампа где?

– Вот здесь, – указал Захар на ведро, недоумевая, к чему такие точные расспросы.

Анфиса взглянула на дно:

– Она разбитая?

– Да!

– Полагаю, что это сделали не вы?

– Да ну нет, конечно! Зачем мне разбивать!

– Ну да, ну да, – Анфиса помотала головой почти машинально, устремившись на Аристарха, будто на живописный пейзаж, что завладел ее вниманием. Тот сидел на следственном чемодане и тыкался в телефон.

– Аристарх, – прикрикнула Анфиса, и тот резко вздрогнул, сбросил кнопку вызова. – Иди-ка сюда! Что там расселся? Место преступления кто будет осматривать? Или хочешь трупом заниматься? – голос приобрел интонацию злорадства.

– Хочу вызвать Ламберта, – отозвался громко Аристарх.

– И за каким чертом он здесь нужен? – Анфиса задумалась со всей серьезностью соображения.

– По протоколу положен старший по званию, а у нас ни судмедэксперта, ни техников, ни машины из морга.

– Я так понимаю, инспектор Ламберт все это с собой приволочет?

Аристарх продолжил тыкать в телефоне, не обращая внимания на то, как смотрит на него Анфиса, словно перед ней дурак. Он чувствовал ее внушительную слежку за ним и делал серьезное выражение, будто занимался чем-то важным.

– Так вы говорите, что приехали примерно час назад, поменяли лампочку, зажгли свет и увидели тело, – она медленно отводила взгляд от Аристарха в сторону Захара, все еще наблюдая за действиями напарника.

– Да, верно!

– Вы сразу решили, что он мертв? – она приготовилась сконцентрироваться на объяснениях Захара.

– Нет! Я подумал, может, просто заблудший, их тут полно, а это единственное ближайшее пристанище, вот они сюда и лезут, кто после передозировки, а кто после последствий леса, слыхали же, что творится в чаще? Так я думал – хоть из-за этой чертовщины сюда не сунутся, и все равно прут, будь они неладны. Я потом мотайся по участкам. В любом случае с ними должна разбираться полиция, – остепенился Захар, выдохнув, будто ему было что сказать еще, но он утаил.

– В таких случаях обычно вызывают скорую: ну мало ли, может, ему плохо, он перепил, потерял сознание, или же у него случился инсульт. Но вы вызвали полицию, – Анфиса, размышляя, постукивала большим пальцем о поверхность своего бедра, будто в такт мелодии, что играла внутри нее.

– Я же говорю: уже научен лесом, мрут они тут! Поэтому позвонил по знанию дела, – его речь прозвучала твердо, как способ избежать лишних объяснений.

– Ладно, мне его надо перевернуть, – они снова проследовали до места.

Анфиса согнулась, присев на корточках, и одним толчком легко развернула убитого, словно была бойцом сумо. Рука покойника, словно тряпичная, откинулась, и он лежал на спине с распахнутыми объятиями, а голова чуть наклонена к правому плечу аналогично позе Христа.

При увиденной картине в животе Захара образовался токсичный паразит и стал стремительно прорываться к гортани, расширяя трахею. Мышцы увеличились в объеме, подобно капюшону кобры, во рту появился жидкий прогрессирующий сегмент, словно ядовитый сок, требующий немедленного выброса. Тело Захара выгнулось, успев отвернуться от ужаса; его наконец вытошнило. До этого момента он не знал, что человеческий организм способен выталкивать содержимое желудка. Невинное тело молодого юноши вызывало сострадание, внутренний скулеж, скорбь, но манера убийства – отвращение.

На трупе посередине лба красовалась круглая синюшная отметина, похожая на клеймо.

– Боже, – и Захара вытошнило еще раз. Он зажал себе рот рукавом в надежде сдержать следующий позыв.

– Как видите, на этот раз это не один из ваших заблудших, да и вообще посмотрите на его вид: приличный парень, что ему делать в таком месте? Вам он знаком? Видели его раньше?

Захар отрицательно покачал головой, не в силах открыть рот. В его горле все еще стояло тяжелое напряжение, смешанное с привкусом кислых отходов. Он несколько раз откашлялся, подавив неприятные ощущения.

– Его забили, как корову на убое, – произнес Захар с натяжкой почти сдавленным голосом.

– Объясните.

– Видите это ровное пятно на его лбу? Оно от забойного молотка, такой используют в домашнем забое коров, им наносят удар в лобную кость и оглушают. При правильном ударе происходит паралич центра мозга, а легкие, сердце продолжают работать, что позволяет сделать хорошее обескровливание, а излишне сильный удар приводит к скапливанию крови в сердце и легких.

– У вас здесь есть такой молоток? – Анфиса подняла свой внимательный взгляд на Захара.

– Что вы! Нет, конечно! Я в своей жизни не держал в руках подобный инструмент, даже никогда не применял. Я просто знаю, вырос на ферме, но мне стыдно за подобные знания, – он потупился в сторону.

– А как выглядит такой молоток?

– Он довольно тяжелый, с длинной рукояткой, имеет диаметр 10 см в выраженной части на конце.

Захар с отвращением глянул на обезображенное лицо убитого, походившее на один сплошной сгусток свернувшейся крови, чтобы убедиться самому, что он не ошибся в своих словах.

– Вы можете быть свободны, но прошу вас никуда не уезжать, возможно, вас еще вызовут на допрос. Если вдруг всплывут какие-либо подробности, требующие вашего разъяснения.

Захар кивнул и поспешно вышел, растворяясь в серой массе дождя. Так быстро, будто его никто не мог остановить.

– Что же получается – убийца принес с собой такое внушительное орудие? Его определенно кто-то бы заметил, или же оно все же могло быть здесь, – Анфиса рассуждала вполголоса, недоумевая над этим феноменом. – Что там с Ламбертом?

– Едет! – отозвался напарник.

– Ну вот прямо-таки едет? – чуть насмешливо спросила она, не веря в услышанное.

Аристарх пожал плечами.

– Ладно, давай улики собирай, я где-то там видела фантики, окурки и прочую шелуху. Все нужно собрать. Справишься? Я начну с тщательного осмотра жертвы.

Анфиса, путаясь в одежде, достала из кармана старенький диктофон. По уголкам которого слезла серебристая краска, и кнопка включения западала, но для нее это была памятная вещь. Ее отец был хорошим следователем. Она считала – все потому, что каждую деталь он записывал именно на пленку. Это помогало ему слушать себя со стороны, словно говорил другой человек и мог взболтнуть лишнего, что и оказывалось весьма полезной уликой. Также все материалы ей нужно было передать криминалисту, которая не смогла добраться до места.

– Итак, что мы имеем при первичном осмотре и сопутствующих факторах. Первое – разбитая лампочка. Либо ее разбили специально в нужное время, зная, что за ней наблюдают, либо она разбилась в процессе борьбы, но следов сопротивления нет, если только чуть почва рыхлая. – Она осмотрела детально место, заметив, будто ее притоптали. – Второе – одежда на убитом сухая, вероятно, приехал до дождя. Нужно обзвонить все таксопарки и найти таксиста, что привез жертву, таким образом, у нас будет не только пункт Б но и А, – она отключила диктофон. – Странно, – ее брови нахмурились.

– Что странно? – переспросил Аристарх, за спиной ковыряясь в мусоре.

– Его пальцы распухли от влаги и сморщены.

– Что это значит?

– Это значит, Аристарх, что структура кожи изменилась под воздействием долгого пребывания в воде.

– Так это и понятно – дождь ведь.

Она медленно повернулась на собеседника.

– А у вас, гражданин Аристарх, когда последний раз промокали руки под дождем? Мне кажется это абсурдным, если учесть, что сам он абсолютно сухой, даже следов грязи нет.

Аристарх выпрямился, выказывая свое негодование.

Анфиса принялась выстраивать новую цепочку размышлений, анализируя новые данные, но каждый раз уравнения в ее голове рушились при одном упоминании чрезмерной влаги на руках убитого. Она вновь включила диктофон и зафиксировала новую информацию, углубляясь в очередные догадки, что посещали ее в момент тщательного анализа жертвы. Диктофон щелкнул, выключившись.

– Так, а вот тут еще одна интересная деталь, – Анфиса прицелилась на пальцы убитого. – Боже, его кашемировый джемпер просто нереальной мягкости, – подметила она, держа в воздухе приподнятую кисть за запястье. Было слышно, как Аристарх резко выдохнул ухмыляясь. – Тут у него под ногтем что-то застряло. Дай-ка мне пинцет и пакет для улик.

Из-за плеча Аристарх протянул инструменты, стараясь не смотреть. Жестом Анфиса дала понять, что ей требуется помощь, и он, дернувшись, раскрыл пакет, на дно которого упала маленькая блестящая штуковина. Анфиса высоко задрала улику к свету, чтобы рассмотреть.

– Что это?

– Похоже на пайетку, – медленно протянула Анфиса, изучая предмет.

– Пайетка? – удивился Аристарх, не предполагая, что это.

– Да, товарищ младший инспектор, пайетка – их обычно пришивают к женской одежде.

– Думаете, его убила женщина? – И округлившиеся глаза Аристарха уставились на Анфису.

Она вспомнила слова Захара про забойный молоток и предположила, что центр тяжести распределился бы не в пользу убийцы-женщины.

– Не думаю. Требуется огромная сила, чтобы размахнуться и поднять подобное орудие. К тому же подобная штуковина могла притащиться и из клуба или еще откуда-нибудь, зацепившись клещом. По крайней мере, теперь у нас есть след из хлебных крошек.

– Из хлебных крошек? – переспросил Аристарх.

– Ты что же, совсем книжек не читаешь? «Гензель и Гретель», след из хлебных крошек, – повторила Анфиса, но на лице Аристарха лишь дважды колыхнулись ресницы в недоумении. – Ладно, тут все, остальное в более комфортных условиях, – Анфиса взглянула на непогоду. Ливень не думал прекращаться и шумел словно комбайн в поле. Складывалось ощущение, будто весь мир был уничтожен этим ливнем, и вдалеке не виднелось ни единого проблеска жизни. – Что насчет телефона? Ты нашел его?

– Нет!

– Странно, – она впала в легкую задумчивость.

– Почему?

– Это ты мне скажи, специалист по теории, почему нет телефона?

– Потерял.

– Ну да прям-таки накануне своей смерти взял и потерял? – она с изумлением потупилась на Аристарха, и он понял, что пора дать более осмысленный ответ.

– Или он спешил и оставил его в том месте, откуда приехал, или его забрал убийца. Возможно, выпал в машине, сейчас большая половина населения теряет вещи именно в такси.

– Люди в наше время скорее детей дома забудут, но без телефона никуда, а судя по нашему разодетому покойнику, то в его телефоне должен быть целый арсенал современных приспособлений вплоть до электронного замка от квартиры. Ладно, с этим после разберемся, что там с твоим старшим по званию? Приедет? Набери ему еще раз, узнай, в чем там дело.

Аристарх набрал номер Ламберта и отошел чуть дальше, прогуливаясь вглубь коровника.

Вскоре он повернулся на Анфису, которая встретила его понятливым взглядом, и Аристарх покачал головой в знак подтверждения ее догадок. Она поджала иронично губы.

– Анфиса Павловна, – подозвал ее Аристарх вопросительно, явно намереваясь сообщить нечто важное. Она немедля подошла. – Вы только посмотрите на это, – Аристарх был изумлен.

– Вот же дьявол, чертов аккуратист.

На стене на крючках висели бактерицидные лампы. Аристарх и Анфиса оглядели все стены и были весьма шокированы: над каждым стойлом висело подобное оборудование, в том числе и на входе.

– За каким таким понадобилось эти штуки сюда вешать? Вызывай его завтра на допрос, – злостно скомандовала Анфиса.

– Я так полагаю, бесполезно вызывать техников и искать отпечатки? Даже собранные улики стерильны, – он искал ответ на лице криминалиста, пока та внимательно разглядывала обстановку коровника.

– Мы не знаем наверняка, пользовались ли ими, поэтому проверим все на отпечатки. – Что там по поводу Ламберта, – спросила она между прочим.

– Ах да, мост закрыт, там авария, он не может проехать, его выкинуло в кювет.

– Еще одна хорошая новость, что прикажешь делать? Сидеть тут всю ночь? – Анфиса безнадежно выдохнула.

– Будем работать! – заявил Аристарх, понимая, что сейчас это теряет уже всякий смысл.

– Для начала «Гензель и Гретель» прочитал бы, работник, – голос ее потух на окончании. – Первым делом установим личность убитого и выясним, кто сюда привез этого бедолагу, и обязательно найти телефон. Сейчас при наличии такой весомой улики можно за сутки раскрыть преступление, а наша жертва явно вела социальные сети и каждый свой шаг заносила в эту чертову машинку. Но это все завтра. Понятно, товарищ помощник? А сейчас ждем, пока починят и откроют дорогу. Дадим шанс и другим поработать. Взглянув на напарника, она добавила: – Пошли, у меня есть в термосе чай, согреемся малость, и чемодан не забудь захватить с инвентарем, а то потеряешь и будешь объяснительную писать, – напомнила она Аристарху, видя, как прытко он намеревался сбежать с места преступления. Фургон Захара стоял неподалеку с их машиной, но самого владельца не было видно. Даже после того, как разъехалась вся бригада, фургон, словно брошенный, ютился на краю дороги.

* * *

Визит товарища Захара, или Коровина, как его называла криминалист Анфиса, оказался не таким многообещающим, как предполагалось. В его жизни все было настолько слаженно, словно кто-то расписал сценарий к его действиям – и весьма хитро. И если убийство и случилось накануне, то сама жертва умерла еще до всего случившегося. Это в том смысле, что все вело к этому самому дню так складно, вплоть до ливня, что обрушился на город. Это, кстати, еще одно невероятное совпадение. Захар – человек аккуратный и предусмотрительный, одинокий, увлеченный лишь своим целями. Самостоятельно предоставил чеки с заправки и из пригородных закусочных во избежание подозрения в его сторону. На момент совершения убийства Захар уезжал за пределы города, и его фургон появился в поле зрения камер лишь в тот момент, когда приехал в коровник незадолго до появления бригады, следовательно, его причастность к этому делу сразу отмели, и папка с показаниями без особого интереса стала мертвым грузом. В остальных документах из прошлого не было смысла и копаться. Лампы же в коровнике были приобретены для мер обеззараживания инфекционных болезней от предыдущих животных. Законом это не запрещено, и Захара вскоре отпустили.

Водитель такси, подвозивший убитого в тот вечер, также оказался непричастен, но его неевропейское происхождение явно что-то скрывало. Мужчина нервничал, потел, часто протирал свои залысины платком, что тут же покрывались вновь заметным блеском. Его лицо выражало негодование, страх по причине полного непонимания происходящего. Как бы он ни старался эмоционально обороняться, сама лишь атмосфера нагоняла на него чувство вины за его жалкое существование перед буквой закона.

Младший инспектор Аристарх, перенявший полномочия старшего по званию за отсутствием Ламберта, держался уверенно и напористо, во что бы то ни стало выбивая из бедолаги все до последней капли его ничтожного достоинства.

– Ну так что, товарищ Букеревич, – произнес Аристарх по слогам его фамилию, как бы пытая его тем самым еще больше. – Будем признаваться или же…

– Послушайте, я все сказал: привез, высадил и уехал. Все как обычно, – голос дрожал в жалостливой тональности. – Больше я ничего не знаю, – мужчина пожал плечами, надеясь, что это хоть как-то поможет ему быть более убедительным. Его тело скрючилось, а влажные ладони были зажаты меж коленей. Аристарх сидел напротив него за столом и, сложив руки в замок, обдумывал более удачные маневры действий. Ему нужна была хоть одна весомая подсказка, чтобы дело дало ход именно благодаря ему.

– Вспоминай! – прикрикнул Аристарх и ударил по столу так, что бедолага вздрогнул.

– Мамой клянусь, я ничего не знаю, – завопил тонким голосом таксист и судорожно задрожал. – Я приехал, высадил, он заплатил наличными, оставил щедрую сдачу, – подозреваемый блуждал глазами, вспоминая последовательность происходящего.

– Что потом?

– Потом я уехал.

– Сколько было на часах?

– Не знаю, может, около часа или двух.

В кабинет вошел Ламберт и привычно сел за свое место, скидывая куртку на спинку стула.

Аристарх не ожидал такого скорого появления Ламберта в отделе. В любом случае переживать ему было не о чем, ведь его назначили вести это дело, но командовать Ламбертом у него не получится – Аристарх прекрасно это осознавал. Во-первых, он хорошо знал свое дело, следуя своей манере вести следствия. Во-вторых, он не раз относился халатно к приказам руководства, пренебрегая ими, и каждый раз оправдывал свой бунтарский нрав хорошо проделанной работой. В отличие от большинства сотрудников, идущих по стопам своих стариков, Ламберт стал инспектором исключительно из-за одной своей черты характера – инстинкта. Его всегда вело внутреннее чутье заглянуть дальше прописанных правил.

– Да отстань ты уже от этого бедолаги, он все равно не сознается, – Ламберт принялся рассеянно разгребать бумаги на столе, пытаясь восполнить свое отсутствие информационными данными.

– Почему это? – удивился Аристарх, широко округлив глаза и замерев на секунду, словно озорная кошка, что собирается напасть на предмет своего обожания.

– Так не виновен он! Его дело – людей развозить, а не убивать, что он может знать?! Привез, увез – все.

– Вот-вот, и я так говорю: привез, увез, – вмешался в беседу водитель, надеясь на здравый смысл.

– Как вас зовут? – поинтересовался Ламберт, нашарив чистый лист бумаги и вынув ручку из канцелярского стакана, почиркал, удостоверившись в ее годности к письму.

Обвиняемый неспешно развернулся на стуле к Ламберту.

– Карим я! – мужчина чуть расслабился.

– Карим, скажите мне, откуда вы забрали клиента?

– У центра «Олимп».

– Он вышел сразу?

– Нет! Он уже стоял ждал. Я еще удивился: обычно люди задерживаются, долго собираются, а по нему было видно, что спешил. Быстро сел, все время смотрел по сторонам и подергивал ногой так, что мне отдавало в спинку сиденья. Я хотел было сделать замечание, но, подумав, не стал. Не хотел нарваться на грубость.

– У него было что-то с собой? Может, сумка, пакет, рюкзак спортивный? – Ламберт бесцельно чертил каракули на листе, пытаясь соображать по делу.

– Нет, ничего не было. Обычно я внимательный к багажу, предлагаю убрать в багажник.

– Спасибо, вы можете быть свободны. – Таксист осторожно встал и медленно направился к двери. Выходя, он глянул с опасением на Аристарха и скрылся из виду в коридор. Ламберт отбросил свое занятие и уставился на напарника.

В этот момент модель поведения тела младшего инспектора была несколько механической. Его лицо собрало все возможные эмоции: лицемерие, надменность, злорадство, скрытая неприязнь, возмущение – все это поочередно вспыхивало меняющимися выражениями, подобно самопроизвольным мигающим лампочкам.

Как ни странно, Ламберт счел их весьма занятными, хотя буквально недавно он бы не придал этому значения, но сейчас чувствовал некую странность в себе. Будто мог лавировать, подобно флюгеру на ветру, и видеть то внешнюю сторону человека в движениях, то внутреннюю, улавливая его энергию, направленную на него. Подобный скачок переключался бессознательно, подключаясь ко всем аспектам его жизни, и так же мгновенно покидал его тело, словно невидимый дух. Ламберт не сомневался: произошедшее в чаще изменило его восприятие окружающего. Он чувствовал, что с ним что-то не так, будто теперь он связан с тьмой. Голос тишины внушил ему ту пугающую атмосферу, а чаща наделила даром видеть в темноте. Даже сейчас он мог ощутить то пережитое бессилие, но теперь в нем было то, что спасало его от этого. Ламберт был готов умереть идеальной смертью, одиноким и свободным, чтобы никто не мог видеть его в последние минуты: ни любящие, ни презирающие его люди, чтобы смерть лишила их этого разрушительного зрелища, в то время как он предавался ее ласкам.

* * *

Про мертвых много не говорят, но если брать из расчета всего человечества, то таких, как Том Хоган, – амбициозных, высокомерных, с нацеленным взглядом, многозначительной улыбкой, выражающей презрение и удовольствие одновременно, преследует злой рок по наследству. Может, и так, но если ты обычный человек, то тебе и в голову не придет некая причастность потусторонней силы, подумаешь, не повезло – с кем не бывает, а вот предыдущий покойный представитель всей промышленной империи, отец жертвы скончался весьма нелепой смертью. Много лет назад на просторах сельских угодий его буквально зарезала корова рогом, пригвоздив к забору. Унаследовав в свои 24 года огромное состояние, Том приобрел крайне неприятное чувство тревоги, вообще, у представителей высшего сословия обострено чувство самосохранения, но сейчас это уже не имеет значения для него, так как он мертв.

Телефон Тома обнаружили в раздевалке, как и его документы того самого фитнес- центра, откуда его забирал водитель такси. По показаниям свидетелей, он плавал около трех часов, после ушел в спешке. Трудно сказать, по какой такой причине, будучи при своем известном положении в обществе, что давало ему власть избегать подчинения со стороны других людей, он все же оказался в подобном месте, как коровник, но когда ты богат, единственной ценной валютой остается жизнь, и знать, что где-то есть человек, знающий твои секреты и готовый в любой момент спросить с тебя, – это довольно неприятное манипулирование. Скорбящих по смерти Тома не было. Он жил один. Достойным представителем человеческой расы его трудно было назвать. Вел весьма разгульный образ жизни. Всеми делами занимался генеральный директор – он-то и вел все финансовые сделки компании, Том лишь транжирил папины денежки. После его убийства журналисты подняли шумиху в прессе, связывая между собой два закономерных факта: смерть его отца и его, где в обоих случаях замешаны коровы. Означает ли это, что ему отомстил один и тот же человек?

– А вот это уже интересно, – ковыряясь в телефоне убитого, Ламберт наткнулся на любопытные сообщения недружелюбного характера.

Современные телефоны – занятные вещицы, в них можно найти даже то, что удалено, следствию всегда подобная опция была на руку, так как не приходилось прибегать к каким-то дополнительным услугам техников.

– Что там? – отозвался Аристарх с соседнего стола и ежеминутно оккупировал область спины Ламберта, заглядывая ему через плечо.

– «Я знаю, что ты сделал семь лет назад», – зачитал Ламберт вслух. – Это прислано за неделю до убийства. Следующее: «Ты за это поплатишься», присланное еще спустя день.

«Ты мерзкий ублюдок, по тебе плачет скотобойня».

Слово «скотобойня» отдавало особым хладнокровием. Они оба подметили тот факт, что убийство совершено в коровнике, будто убийца подчеркнул некий символизм, удостоив жертву социальным надругательством, а сама техника смерти была обставлена точь-в-точь как при убое животных.

– Его запугивали всю неделю, должно быть, парень нервничал не хило так, и, судя по тому, что он пошел на эту встречу, в рукаве у убийцы был явно весомый козырь, – Ламберт нашел еще пару сообщений в такой же запугивающей манере и отложил телефон, откинувшись на спинку стула с отсутствующим взглядом, который где-то повис в воздухе. – Не находишь это странным? Убийца не пишет о месте встречи, не выдвигает требований, но жертва легко соглашается. Уверен, они были знакомы лично и давно, поэтому надо начинать с близкого окружения.

– А вдруг убийца специально запутывает следы? Поэтому и пишет про годичность времени. Зачем понадобилось ждать целых семь лет и лишь сейчас убивать? – заявил Аристарх, с полной решимостью отшагивая к своему месту.

– Тоже верно. В любом случае первым делом нужно узнать, кому принадлежит номер.

– Одного я не понимаю, – возмутился Аристарх разворачиваясь в сторону напарника.

– Чего же? – Ламберт нахмурился, и на его лбу появились две высеченные черточки, выражающие протест.

– Жертва была неприлично богата, так почему нельзя было откупиться от убийцы? Все богатые люди так поступают.

– Разве ты не понял?

– Чего?

– Убийце не нужны были деньги, он хотел мести!

– Чушь! Все имеет свою цену, и даже месть, – заявил Аристарх с какой-то злорадной надменностью, усаживаясь за свой стол.

– Тут ты прав, и наша жертва заплатила самую высокую – жизнь.

Аристарх промолчал и принялся ковыряться в компьютере, разыскивая данные о владельце номера.

– Но, возможно, а точнее, так и есть, жертва не знала, что будет убита. Он был полон решимости и уверенности, что справится с убийцей, так как хорошо его знал. Это опять нам говорит о том, что они были знакомы. Думаю, от этого и не предложил выкуп. Он не воспринял все серьезно и скорее был зол и спешил покончить с ситуацией, в спешке забывал вещи в раздевалке, нервничал по дороге не из-за страха, а из-за нетерпения разобраться с гнусным шантажистом. Так самонадеянно, не находишь? Собственное эго погубило его.